A Choriambic Progression
Шрифт:
Это казалось почти… понятным. При подобных обстоятельствах Гарри и сам мог сделать такой выбор — это-то и было самым ужасным.
Гарри моргнул, и перед его глазами за один миг промелькнула вся "альтернативная история" его жизни — он увидел, как Шляпа все же направляет его в Слизерин, увидел себя одиноким и испуганным. С пугающей четкостью Гарри увидел, как Рон и Гермиона бросают на него взгляды, полные ненависти и подозрения, почувствовал себя отчаявшимся, мечтающим о протянутой руке — любой руке, пусть даже это будет рука Малфоя. Да, такое легко могло произойти.
Гарри мучила не жалость, а понимание — такое полное и пугающее, что он не знал, ни как его принять,
И, как будто мысль могла быть материальна, Гарри заметил его в дверном проеме. У профессора было такое бледное застывшее лицо, что казалось высеченным из мрамора. У Гарри отчаянно забилось сердце.
Их взгляды встретились, и Гарри похолодел — такая ненависть была у Снейпа в глазах.
— Мистер Поттер, как я вижу, вы соизволили принять вертикальное положение и можете передвигаться. Предлагаю вам воспользоваться этой возможностью. Вон отсюда.
Гарри сглотнул.
— Это не… я не хотел, чтобы так получилось, честное слово.
Снейп сжал руки в кулаки.
– Что вы хотели или не хотели — это мне не интересно ни в малейшей степени. Убирайтесь.
— Я никак не могу доказать вам этого — тем более, если вы не хотите слушать, — не сдавался Гарри, — но я клянусь… клянусь, что не хотел. — Тут ему в голову пришла мысль, заставившая мальчика опустить глаза и покраснеть. — Я не хотел, чтобы так вышло… но вы правы. Это я виноват.
Ничего. В ответ Гарри не услышал ничего. Похоже, Снейп был слишком зол, чтобы с ним разговаривать. Вот тогда Гарри стало совсем плохо, потому что выбор, стоящий перед ним, предстал перед глазами четко, как две тропинки в лесу — и невозможно было угадать, какие опасности ожидают на каждой из них. Он зажмурился и принял решение.
— Я принял зелья. Поэтому вам было так трудно проникнуть в мое сознание.
Когда Гарри решился открыть глаза, Снейп уже не столь походил на мраморное воплощение гнева. Теперь он походил на воплощение гнева и недоверия.
— Что вы сделали?
— Я принял зелья, — прошептал Гарри. — Алцедония и… и… Инкумбус. — Он с трудом заставил себя не отводить взгляд. — Прошлой ночью я пробрался в лабораторию и приготовил их. Хотел себе помочь. Я жульничал.
Снейп моргнул. На его бледных щеках расцвело по красному пятну.
— Вы… жульничали?
— Да.
Снейп уставился на Гарри так, будто тот только что признался в том, что у него три головы. Потом как-то резко обмяк и прислонился к косяку, потирая рукой бровь, как будто у него внезапно заболела голова.
— Понятно. Вы жульничали. Пусть так, но не могли бы вы объяснить мне — и хотя прошлый опыт подсказывает мне, что я могу очень пожалеть о проявленном любопытстве, я все же желаю знать — почему вы решили злоупотреблять моими силами и временем, заставляя меня тратить его на ваш дешевый спектакль?
Гарри смотрел в пол. Дышать с каждым вдохом становилось все труднее.
— Я хотел… точнее не хотел… чтобы вы узнали кое-что. Обо мне. — Он надеялся, что этого будет достаточно, но поднял голову и увидел, что Снейп продолжает недоверчиво смотреть на него. Гарри глубоко вдохнул и бросился в омут головой.
— Я не хотел, чтобы вы узнали, как я… что я думаю. О вас.
Снейп нахмурился.
— Поттер, — рявкнул он, — это, вне всякого сомнения, самое смехотворное, глупое, жалкое объяснение из всех, которые я когда-либо слышал. Можно подумать, что меня могли удивить ваши мысли обо мне! Да я и без того прекрасно знаю, какого ты обо мне мнения, заносчивый щенок! Ты думаешь обо мне точно так же, как я… — он замолчал, как будто ему вдруг перерезали голосовые связки.
Гарри поднял голову и посмотрел прямо в расширившиеся от ужаса глаза Снейпа, и ему показалось, что пол уходит у него из-под ног. Это было одно из тех странных мгновений, когда между ними вдруг возникала какая-то связь, но на этот раз ощущения были гораздо сильнее, от них волосы на руках и ногах встали дыбом, и Гарри вдруг почувствовал себя вывернутым наизнанку — и он увидел зеркальное отражение своего страха... своей тайны. Снейп теперь все про него знал. Снейп знал. И в первом, невольном отклике Снейпа Гарри прочел признание самого профессора — так четко, будто слова были произнесены вслух. Кровь билась в висках, голова закружилась, и в какой-то момент мальчику показалось, что он теряет сознание.
Но ничего подобного не произошло. Он стоял, смотрел на Снейпа, свыкаясь с тем, что только что узнал, и оба они молчали, только в голове шумело так…
— Мистер Поттер, — прорвался сквозь гул в голове невыразительный голос Снейпа, — покиньте эту комнату. Немедленно.
Гарри вылетел за дверь.
* * *
Сперва Гарри показалось удачной идеей сесть рядом с Хагридом. С тех пор как он выскочил из комнаты Снейпа, все вокруг было словно в густом, непроницаемом тумане, и отчетливо в голове билась только одна мысль: если он не хочет постоянно слышать вопросы, на которые трудно ответить, нужно быть осторожным и делать вид, что ничего не произошло. В конце концов, это же его день рождения — он будет в центре внимания, так что лучше не выглядеть так, словно травки обкурился. Все ждут, что именинник будет… нормальным. Счастливым. Жизнерадостным. А Хагрид был самым жизнерадостным из знакомых Гарри. К тому же Хагрид был так рад его видеть, так счастлив, что может поздравить Гарри с шестнадцатилетием…
Но оказалось, что у Хагрида есть масса идей по поводу того, что значит отметить совершеннолетие. Почти все эти идеи включали в себя тосты за здоровье именинника. Гарри никогда раньше не пил вина, но сейчас ему никто не запрещал, так что он не отказывался от предложений Хагрида. Сначала тосты казались забавными, они успешно отвлекали от тяжелых мыслей. Потом вечная болтовня соседа начала слегка раздражать, но Гарри постарался скрыть это ради приличия. Потом тосты превратились в какую-то неразборчивую чушь, и Гарри никак не мог понять, на каком языке говорит Хагрид, но вскоре его перестало это волновать — тосты снова казались ужасно смешными — причем не имело значения, понимал их Гарри или нет. Дальнейшее припоминалось как-то… смутно.
Гарри помнил, что Хагрид хотел разучить с ним песню, и что он даже пытался петь вместе с Хагридом и Дамблдором (что-то о кривоногой ведьме и ее любимой метле), но потом МакГонагалл пригрозила превратить их в свиней, если они немедленно не прекратят это безобразие. Но чуть позже МакГонагалл сама исполнила несколько лимериков, большинство которых он совершенно не понял, но вот Тонкс хохотала так, что упала под стол и не сразу смогла оттуда вылезти.
Он припоминал, что почему-то никак не мог найти туалет, и в конце концов ему помог Люпин — просто взял за плечи и подтолкнул в нужном направлении. Он помнил, как получал подарки, как обнаружил, что вино плохо сочетается с шоколадными лягушками. Он помнил… вообще-то он много чего помнил, только эти эпизоды казались никак не связанными друг с другом и не всегда было понятно, что к чему, и почему что-то происходило. Еще ему запомнились обрывки разговоров и отдельные фразы. Надо думать, что все это он действительно говорил. Оставалось надеяться, что хотя бы его признание Добби в любви было лишь плодом воображения.