А-Два
Шрифт:
Во-вторых, все то, что старший поведал младшему, он, старший, прочитал в брошюре общества «Знание» о зарубежных карточных мошенниках. Лаборант подозревал, что в целом он прав, но может ошибаться в деталях.
В-третьих, идти в милицию было бесполезно, или около того: в той же брошюре писали о тесной смычке преступности и низовых полицейских структур. Советская милиция, конечно, дело совершенно другое, но червячок сомнения, тонкий и короткий, немножечко угрызал.
В итоге получалось, что самостоятельно справиться не получится, в милицию идти бесполезно, и обратиться стоит к ее, милиции, старшему
– Есть у меня идея, имеющая все признаки неплохой, - вслух подытожил старший.
– Только маме мы ничего не скажем. Особенно — маме.
***
Советская Европа, 12 августа 2000 года. Совсем недавно.
Капитан-лейтенант Гюнтер Корсак
Из Аахена П-119 вышла вовремя: за что немецких товарищей действительно стоило уважать, так это за невероятную, почти не присущую хээсэс, пунктуальность. И то верно — добрая половина жителей северной Вестфалии содержала в себе, опять же, не менее половины крови крепких эйфельских дворфов, народа вменяемого, работящего и ценящего время — что свое, что чужое. О квартеронах, восьмушках и других причудливых и интересных сочетаниях не стоило и упоминать, тем более, что принципиального отличия как бы нет: дворфья кровь очень сильна.
Так вот, большой подземный ангар города Аахена как раз и обслуживается дворфами, многие из которых ведут свой род от угольщиков, выбравших за века те самые пещеры, которые когда-то были угольными пластами, а теперь стали базовыми полостями порта подземных лодок.
Лодка шла ходко: здесь, в этой части Советской Европы, практически не встречалось избыточно твердых пород, или, наоборот, коварных плывунов. Первые приходилось обходить поверху, вторые — старались проскочить на максимально возможной скорости, постоянно контролируя положение лодки в пространстве по трем точкам и динамике. И то, и другое было и непросто, и опасно, требовало серьезнейшего напряжения ума и сил, поэтому всякий подземник радовался, когда заниматься такими вещами не приходилось.
П-119, как и все остальные лодки проекта П-4 — кораблик совсем небольшой. Строго говоря, бронекатер, пусть и закрытого грунта. Ходит недалеко, воюет не очень больно, зато маневренности просто роскошной.
Если проводить аналогию между загадочным военно-подземным флотом и куда лучше знакомым населению флотом военно-морским, ближайшим родственником П-119 можно было бы назвать детище капиталиста Люрссена, мелкий, шустрый и очень опасный эс-бот. Однако, как учат нас классики, всякая аналогия ложна, да и не годится сравнивать замечательное изделие рабочих и инженеров Советской Германии с гнусным орудием режима столь чудовищного, что его даже упоминать вслух нельзя без специальной оговорки — «Запрещено на
Сейчас, сразу по выходу из базы, небольшие недостатки проекта казались несерьезными, а достоинства — очевидными и приумножающимися. Экономический ход отбирал у реактора намного меньшую мощность, чем крейсерский, или, тем более, форсаж, поэтому отсеки были ярко освещены. На сколько-нибудь разумной дистанции не ожидалось опасного противника, поэтому режим молчания не соблюдался, и в отсеках было шумно. Наконец, лодка только что вышла из базы, устать не успел вообще никто, поэтому в отсеках было людно.
Капитан-лейтенант Гюнтер Корсак пребывал одновременно на мостике и в прекраснейшем расположении духа. Дежурство начиналось отменно, впереди был самый интересный район и важное задание — лодка шла под Лимбург.
Еще на мостике находился стармех, мелкий и слегка зеленоватый полугоблин, и еще один его соплеменник, упакованный, в свою очередь, в расшитую звездами и планетами робу интеррогатора. Кроме них на мостике не находился никто: у рычагов стоял сам командир, а больше в пузырь мостика никто бы и не влез.
– Никак не возьму в толк, - и по выражению лица, и по удивительно занудному тону, было хорошо заметно, что конкретно этот вопрос конкретно этим полугоблином поднимается далеко не в первый раз, - отчего каждый молодой командир, получив под личное командование хоть что-нибудь крупнее подзбура, так рвется на самую границу? Ходил бы себе дозором где-нибудь под Померанией, горя не знал, проблем не имел. Стаж капает, довольствие копится, опять же, медальки всякие за выслугу, за беспорочную службу.
– И отставишься седым подагрическим кап-три, - отозвался единственный из каждых молодых командиров, оказавшихся на мостике.
– А так... Мы кого-нибудь ловим, нас кто-нибудь ловит, тем временем, граница медленно продвигается к северу, вон, и Лимбург уже наш, советский. И, опять же, медалька какая-нибудь будет очень кстати.
– Мысли о возможной медали совершенно очевидным образом каплея грели, и он планировал продолжить беседу в том же ключе.
– Ык!
– подал вдруг сигнал точного времени интеррогатор, сидевший до того неслышно и почти невидно, - Двадцать семь сто три!
Каплей замолк и приналег на рычаги: за неспешной и довольно приятной беседой с товарищами лодка миновала контрольный интерробуй, и требовалось повернуть на север, одновременно обозначив дифферент на корму: юг земель, когда-то называвшихся Королевством Нидерландов, отличался от уже покинутой Вестфалии совершенно идиотской интеррографией. Наставление требовало выйти повыше, чуть ли не на границу почв, и это был именно тот случай, в котором писанной инструкции стоило следовать неукоснительно.
Невидимый и несуществующий гигант, до того мягко качавший подзсредство на каменной ладони, внезапно на кого-то осерчал, и лодку принялось немилосердно трясти. Мелкие камушки и крупные валуны, участки мокрого и сухого лёсса, пара подземных водоносных слоев (П-119 клюнула носом, проходя водяную яму, и динамическую позицию пришлось выправлять) — всего этого было чуть больше, чем мог компенсировать довольно слабый маятниковый демпфер, сейчас не успевающий заряжать от реактора кристаллические конденсаторы. Лодку трясло.