А КАПЕЛЛА
Шрифт:
И как он словно оглох от внезапно наступившей тишины.
Его крик сиротливо повис в воздухе и, удрученно смолкнув от заставшего его врасплох безмолвия, он растерянно наблюдал, как ее глаза беспомощно наполняются слезами, – раздосадованно понимая, что снова и абсолютно сражен ее беззащитностью…
…Вся такая трогательная, со спутанными прядями влажных волос и закутанная в мохнатое банное полотенце, еще не успевшая обсохнуть после душа…
Она была всё так же одуряюще желанна…
Ну зачем? Зачем он устроил эти дурацкие разборки?! Ведь всё равно никогда и ни за что не сможет без нее…
…Но что сделано – то сделано.
И вот теперь, потрясенная его такой необъяснимой жестокостью, она ошарашенно смотрела на него, поверженно и пристально, словно пыталась понять: тот ли это мужчина, которому она однажды доверила свое сердце?
Такой невероятно злой, с копной густых черных волос, нервно им взлохмаченных, под стать грозному взгляду – категоричному и негодующему, словно она совершила нечто ужасное, чему нет и не может быть прощения…
…Был август. Почти полночь.
В раскрытое настежь окно врывался темно-сиреневый закат, весь изрезанный небрежными рисунками разорванных яркими бликами, непонятно откуда налетевших туч, которые всей своей тяжестью нависали над крышей их многоэтажки, замерев в душном сумеречном мареве.
Казалось, что даже время вокруг них остановилось, опешив от такой невероятно глупой ссоры, и недовольно хмурилось, разочарованно пожимая плечами: что за блажь? И как только вам не стыдно?
Но всё без толку – они не слышали, взрывная смесь непримиримых эмоций лишала последних капель рассудительности.
Глаза в глаза – как око за око.
И лишь только когда догорающая сигарета больно обожгла его пальцы, Филя, словно очнувшись от охватившего его приступа бешенства, быстро затушил окурок и уже примирительно привлек Снежку к себе.
–… Люблю тебя… – Он, как всегда, сдался первым – ведь это просто невозможно – так долго спорить с этими зелеными глазами. Особенно сейчас, когда в них так призывно отражались и тут же гасли лучи догорающего за окном заката…
Но натянутая, точно струна, Снежанна упрямо не желала мириться, полная исступленного отчаянья. Теперь злилась она и, не в силах побороть обиду, грубо оттолкнула его от себя – ресницы воинственно взметнулись вверх, слёзы пропали.
Она была готова сражаться – дальше и до конца!
«Я кто, по-твоему? Бесчувственная матрешка?!»
Она негодовала, и, казалось, по комнате уже летали электрические разряды, только зажги спичку – и всё!
Но сверкнула молния – ярко, точно вспыхнули тысячи свечей… так кстати напугав ее нереально громкими раскатами уже вовсю сотрясающего сонный город грома.
Словно сами небеса вдруг решили угомонить эту взбунтовавшуюся красотку, заставив ее привычно искать защиты в родных объятьях… и, доверчиво прильнув к Филиной груди, она наконец послушно замерла, вслушиваясь в его ровное, спокойное дыхание.
… А через мгновенье Питер накрыла гроза…
…И зачем только он всё это помнил?
Даже то, как потом стало совсем темно, и они еще крепче прижались друг к другу. И как он хотел сказать ей что-то еще, но Снежка, поспешно зажав ему рот своей ладонью, умоляюще прошептала:
– …Молчи…
…И как он не дал ей договорить… А просто целовал, целовал, целовал…
…Полотенце упало.
Вот это и было началом, похоже, теперь уже навечно замкнутого вокруг них круга. Ведь даже сейчас он безумно желал лишь одного – еще хотя бы раз вдохнуть аромат этой женщины…
А ведь ему уже тридцать семь!
…Но он по-прежнему находился там – внутри этого очерченного ими когда-то периметра…
Однажды… когда им было всего пятнадцать…
Он так спешил к ней… а она оттолкнула его…
Впервые…
Так раздраженно и так грубо…
…Но что он сделал?
…Чем обидел?
… Она стояла перед ним – всё такая же…
И он никак не мог понять почему. Отчего такая перемена?!
Или она злилась от того, что он так долго не приезжал? Но он просто не знал, куда ему ехать!
А еще его мать в отпуске – и не спускает с него глаз… Провались оно пропадом, это лето! И, дача…
А девиз maman на ближайшие недели: «Отдых – это главное: остальное подождет…» – просто без комментариев… Она была полна планов… И что он мог?
И ей еще нужно было как-то объяснить, зачем ему так срочно нужно в город… Предвкушая ее неизбежный вопрос: «Неужели это так обязательно?», Филипп лихорадочно продолжал искать причину для этой поездки… Но она никак не находилась…
Он же обещал Снежке хранить в тайне то, что произошло, особенно последствия… Поэтому и медлил…
А еще каждый вечер мотался в соседний с их дачей поселок, отстаивал длиннющую очередь к старой телефонной будке… Чтобы позвонить ей на домашний, пытаясь разузнать, где же она…
Но ее отец упрямо твердил ему в трубку лишь одно:
– Ее нет… – и отключался.
«Господи! Как она? Что с ней?» – они ведь договорились встретиться только после того, как всё хотя бы немного уляжется…
Прошла неделя, а известий от нее так и не было. И Филе хотелось верить, что буря уже миновала.
Будь что будет… Уже всё равно…
И он двинулся в путь по наитию, решив всё-таки искать ее за городом…
И нашел…
…Вначале она так обрадовалась… А потом… оттолкнула.
Внутри него всё замерло – и он непонимающе смотрел на нее… С застывшим во взгляде вопросом….
Но Снежка твердо решила, что никогда и ничего ему не расскажет…
… О таком с мужчинами не говорят… Он никогда не поймет ее… Не поймет, что она реально побывала в беде… И так же реально узнала, что такое одиночество, оставшись совсем одна. И в один короткий миг стала старше него на годы…