А леший его знает!
Шрифт:
Доплыв до секретного места, водяной ещё раз огляделся по сторонам, дабы удостовериться, что никто за ним не подсматривает. Вроде никого. Раз так, Тритоха скрылся в густых зарослях саргассума – не местных диковинных водорослях, которые он самолично взрастил из спор, обменянных им много лет назад у бродячего фавна (дай Род памяти, как же его звали, Сатрис вроде), который в свою очередь выиграл их в домино у одного из морских нелюдей. В цепких лентах таких водорослей запросто мог запутаться не один косяк любопытных окуней, вздумай они опрометчиво заплыть сюда. В центре подводной бурой гущи и располагался омут водяного. Потрепав за усы сторожевого сома, чья сонная бульдожья голова показалась из темноты омута, водяной закружился волчком и скрылся в бездонной яме. На самом дне этого бездонного омута и хранились тайные артефакты.
Тритоха подплыл к сундуку обитому нержавеющим железом, в основном
Думаете там у него хранились золото-брильянты?
Слишком банально. Этого бесполезного для полуночников добра у него и в семейной пещере хватало. Здесь же Тритоха хранил самые редкие артефакты, о которых мало кто из нелюдей, и практически никто из людей, слухом не слыхивал. Или думали, что это все мифы и враки. В сундуке, в отдельных ячейках лежали такие редкости как акулий зуб мудрости, молочный зуб лохнесского дракона, коренной зуб зубной феи, два пресловутых зуба первой тещи на земле – один для боли, второй для откупорки пивных бочонков, и, конечно же, таинственный самый острый в мире точильный зуб – который глупые люди одной своей мыслью точили, когда злились друг на друга. Но самое главное место в тайном ассортименте водяного, занимали не эти редкие зубы. Жемчужиной его коллекции являлась… жемчужина. Да-да, самая настоящая жемчужина. Да не простая, а необыкновенной красоты и свойства расчудесного.
В памяти водяного давно уже стерся облик того бродячего фавна с дурацким прозвищем (Сатрис вроде?!), у которого он в далекую ночь на Купалу за какую-то из своих безделушек выменял небольшую ракушку со склизким моллюском внутри. Как уверял его тот проходимец, прося за свой обмен не одну, а две безделушки, внутри сей раковины находилась соринка из всевидящего глаза одного циклопа, которая впоследствии может разрастись в нечто дивное. Помнится, Тритоха тогда ещё приоткрыл ракушку, но так ничего в ней не увидел – ни соринки, ни песчинки, ни маломальской икринки. Решил он, что попросту заливает ему в уши ушлый нелюдь из южных краев, чтобы повысить стоимость обмена, и категорически отказал проходимцу. Заявил тогда: «Либо баш на баш, либо катись отсель со своей ракушкой! Не велика диковинка!». Проходимец поохал, повздыхал и согласился на неравнозначный по его мнению обмен.
Тритоха и сам ещё долго потом переживал, сомневался, зачем он свою безделушку на эту безделицу променял. Хотел даже обмен аннулировать, да того проходимца уже и след простыл. Одно мокрое место от него только и осталось на бережку. Закинул тогда в сердцах водяной раковину с моллюском куда-то под корягу и забыл о ней лет эдак на сто сорок тире сто пятьдесят.
Однажды случайно наткнулся он на эту раковину, когда искал в иле потерянное рыбаками грузило и сразу не узнал её. За сотню с лишним лет, проведенных на дне озера, морской моллюск не только не отдал концы в пресной воде, но и вместе со створками вымахал до небывалых размеров, что тебе блинная сковорода с крышкой. Когда же ошалевший Тритоха приоткрыл эти самые сковородоподобные створки, он едва не захлебнулся от внезапной радости – внутри раковины находилась жемчужина величиной с богатырский кулак. Если вы когда-нибудь видели богатырский кулак, то наверняка представляете себе размеры перламутровой красавицы! Мало того, жемчужина не просто переливалась нежнейшими оттенками перламутра, изредка на её гладкой поверхности возникали картины далекого прошлого – размытые образы странных существ и неизвестных местностей. Тритоха конечно же слышал о магических хрустальных шарах, через которые шарлатанистые ведьмы якобы заглядывают то в прошлое, то в будущее, то в параллельное. Но их «стекляшки» не шли ни в какое сравнение с этим таинственным перлом. Жемчужина была чем-то сверхдиковинным. Испугавшись, что кто-нибудь узнает о его сокровище и захочет во чтобы то ни стало его отобрать, водяной поспешил скрыть свою «прелесть» от чужих глаз. Одновременно ругая себя прежнего последними словами за безалаберность и отсутствие интуиции, и хваля того же себя за деловую хватку, он, не медля ни секунды, отнес жемчужину вместе с раковиной в свой тихий омут, где те заняли достойное место среди других ценностей его личного клада. То самое центральное место в экспозиции.
Как оказалось, проходимец тогда не соврал – жемчужина, скорее всего и впрямь наросла на соринке из всевидящего циклопского глаза. Уж больно много странных образов на ней возникало: неясных, расплывчатых, обрывочных, но волнующих воображение и даже иногда тревожащих разум. И в этот раз водяной вновь увидел нечто, отчего бросило его в жаркий пот. Согласен, водяные по своей физиологии и при всем желании не могли бы вспотеть, тем более в холодном омуте, но именно это состояние присущее организмам простых смертных, показалось самому Тритохе наиболее подходящим для описания его самочувствия. Он до конца не понимал происходящее на поверхности жемчужины. Какие-то смутные тени существ. Они то ли сражаются, то ли танцуют, то ли просто кувыркаются. Вот появляется ещё нечто полупрозрачное и размытое, с огромным количеством извивающихся отростков. Нечто примыкает к другим теням. Отростки устремляются к танцующим теням, движение ускоряется и… все скрывается в густой пелене… Ничего толком не разглядеть. И леший знает, что там дальше происходит.
Стоп!
А может леший и впрямь знает?! Может быть он разберет, что там происходит?!
Как-никак Бульгун был одним из немногих знакомых водяного, кто побывал на чужбине, свет повидал и единственным кому можно было без опасения доверить сию перламутровую тайну.
Несмотря на то, что Тритоха был дюже обижен на дружка, если не сказать рассержен, он все же решился показать тому свою «прелесть». И вовсе не оттого решил смотаться к лешему водяной, что соскучился по обществу Бульгуна, а из присущего всем нелюдям интуитивного любопытства, подсказывавшего ему, что на радужной оболочке жемчужины прокручивается картина древнего преступления, на которое, впрочем, за сроком давности можно было закрыть глаза. Но все равно ведь интересно! Да и перед Бульгуном похвастаться удивительной штукой и хоть тем его уязвить, не мешало бы.
В общем, решено! К лешему!
Тритоха захлопнул раковину и вытащил её из сундука. Заперев сундук с остальными артефактами на ключ, он завернул свою «прелесть» в водоросли и поплыл на встречу с лешим. Выбравшись из воды на берег от которого уже лед отошел, Тритоха побрел в просыпавшийся после зимней спячки лес, подозрительно озираясь по сторонам. На земле снег тоже уже почти сошел, остался лежать почерневший, лишь в овражках и густых ельниках. А на пригорках уже было сухо и даже распустились подснежники. Зима как не злилась, а все же отступала, сдавая занятые у осени позиции веснушчатой девчушке весне. В предрассветной округе ещё стояла такая тишина, что было слышно, как кряхтит-тужится прорастающая между березовых корешков травушка-муравушка, скрежещут, распускаясь почки на деревьях, – звуки, прямо скажем, не для слабонервных ушей. Посему Тритоха старался не прислушиваться к зловещей фонеме низших представителей флоры. Водяной брел со своим бесценным грузом под мышкой все больше по проталинам, шлепая перепончатыми лапами по рыхлому снежку. Шагал он для водяного на суше относительно быстро, но все равно сравнительно медленно. Вот уже и первые птахи, вернувшиеся с зимовий, проснувшись пробовали свои силы в трелях, оповещая дремавших в дуплах и норах животных и нелюдей о приходе тепла на землю, а Тритоха все брел по бескрайнему лесу.
Водяной думал о хорошем, о том, что еще немного и нерест в озере начнется. Мальков да головастиков народится целая уйма, а может и две уймы. Значит и работы ему с Ундиной прибавится. А это что значит? Что тотальный контроль со стороны супруги поубавится.
Тритоха зажмурил глаза от удовольствия…
Так совпало, что именно в этот миг в их семейной пещерке открыла глаза Ундина.
Открыла, огляделась и, не обнаружив в пределах прямой видимости супруга, свела брови на переносице, состряпав недовольную гримасу. Поразмыслив, где может быть супруг, Ундина путем логических умозаключений пришла к выводу, что в это время суток и года только в своем сверхтайном тихом омуте.
Ну, что тут сказать?! Да, она знала о его потайном месте, ибо, как она сама считала – плоха та жена, которая не знает где хранятся заначки мужа. Лично себя она считала хорошей и заботливой женой.
Еще на заре их совместной жизни, назначив себя ответственной за все что происходит с мужем, Ундина отправилась проверить не угрожает ли её «водянистой зайке» какая опасность, например, чужая одинокая русалка с пониженной социальной ответственностью, случайным образом оказавшаяся в их шикарном семейном озере.
К её великой радости никаких блудливых русалок ни в окрестностях, ни в самом омуте Ундина не встретила. Правда это ещё ни о чем не говорило. Потому как к её смутной тревожности и Тритохи тоже нигде видно не было – ни в самом омуте, ни около. Окончательно убедившись, что вблизи тихого омута её благоверного и след простыл, Ундина отпугнула сторожевого сома и нырнула в бездонную тьму, туда где покоился сундук с артефактами. Открыв своим ключом сундук (она считала, что хорошая жена должна иметь свой ключ от ларчика с заначками мужа), озерная домохозяйка не досчиталась одного артефакта из коллекции мужа. Естественно, жемчужины.