А может?..
Шрифт:
Нина держалась за Йена, как за спасительную соломинку в реке с сильным течением, которая не давала уйти с головой под воду окончательно и утонуть.
Они засыпали в одной постели, но физическая близость сейчас им была не нужна.
Они держали друг друга за руки и порой просто молчали, сидя рядом, когда Нина клала голову ему на плечо и закрывала глаза, ощущая какое-то невероятное — не физическое, а душевное — тепло, а он боялся её потревожить.
Они боролись. Вместе.
Говорят, время лечит. Наверное, это всё-таки правда. Как бы Нина не убегала от воспоминаний, это всё равно было сильнее неё, и она постаралась научиться просто их не бояться. Она начала открывать семейные альбомы и рассматривать фотографии. Почти всегда
— Джозеф, у тебя был такой смешной дедушка, — услышал Йен тихий голос Нины, доносившийся из их спальни.
По обыкновению, он заварил для неё её любимый чёрный английский чай: она пила его по вечерам. С подносом он застыл у порога комнаты и прижался к стене. В приоткрытую дверь он увидел, что болгарка сидела в кресле-качалке, рассматривая фотоальбом, бережно перебирая тоненькими пальчиками (за это время Нина сильно похудела, как бы её близкие ни старались оградить её от стресса, насколько это возможно) одной руки его страницы, а другой рукой с невероятной нежностью гладила живот.
— Знал бы ты, какой допрос пришлось вытерпеть твоему папочке, когда он знакомился с ним! — кажется, Нина улыбалась. — Но твой папа молодец, он стоически выдержал всё и даже, кажется, бровью не повёл. Уже на следующий день уплетал за обе щеки баницу — коронное блюдо твоей бабушки. Это слоёный пирог с брынзой. Он даже Сандро ничего не оставил, представляешь? Когда тебе исполнится года четыре, я постараюсь приготовить его тебе, хотя, наверное, так же вкусно у меня не получится.
У Йена от напряжения и нахождения в одной позе начали болеть руки, но он не сдвинулся с места и, как заворожённый, наблюдал за Ниной. Кажется, впервые за долгое время она вспоминала о своих родителях без слёз.
— Мне так жаль, что ты не познакомишься со своими бабушкой и дедушкой… Они очень ждали тебя.
Голос девушки дрогнул.
— Но я обязательно расскажу тебе о них, когда ты подрастёшь. Но у тебя есть ещё одни замечательные дедушка и бабушка — Роберт и Эдна. Они — родители твоего папы и тоже очень любят тебя. Как и все мы.
Сомерхолдер пошатнулся, и паркет скрипнул. Нина встрепенулась и подняла голову. Йен вошёл в комнату.
— Я даже тебя не заметила, — мягко произнесла она, взглянув на него и едва улыбнувшись.
— А я… Чаю тебе сделал, — непринуждённо сказал мужчина, поставив поднос на тумбочку. — И ещё… Попробуй круассан. Очень вкусный.
— Спасибо большое, — ответила Добрев, потянувшись к чашке.
— Осторожно, он ещё горячий! — предупредил Йен, и девушка кивнула, аккуратно подув на жидкость. — Чем занимаешься? — несмело спросил он, усевшись на пуфик рядом.
— Смотрю фотографии, — ответила Добрев, сделав глоток и отставив чашку. — Нашла старый альбом — в нём преимущественно фото из детства, когда мне не было и десяти лет. Удивительно, но большинство из них я просматриваю как будто в первый раз. Но помню практически всё, что на них происходит.
— А я, наоборот, не помню ничего из раннего детства, — сказал Сомерхолдер. — Оу, где это вы? — спросил он, указав на фото, на котором семейство Добревых было запечатлено рядом с каким-то небольшим зданием в полном составе: Микаэла, Николай, Нина и Александр. На фоне было много других детей. Нине на вид было лет семь, и она выглядела испуганной. — Почему ты тут такая невесёлая?
— О, это же первое сентября, — с энтузиазмом ответила болгарка, посмотрев на снимок. — Я плакала всё утро, думая, что мама и папа пытаются отправить меня в какой-то лагерь навсегда. Меня не успокаивали даже убеждения Алекса, который к тому моменту уже перешёл в четвёртый класс и заверял, что его там не обижают и не ставят угол на весь день. Папа утром строго сказал мне, чтобы я перестала валять дурака, но он так волновался за меня, когда они с мамой отвезли нас с Сандро
Нина со вздохом вновь посмотрела на фотографию, проведя по ней рукой.
— Когда классные руководители начали забирать детей и разводить их по классам, папуля сел на корточки, взял меня за плечи и сказал: «Зайка, помни: мы с мамой и Сандро очень тебя любим. Всё будет хорошо, потому что я никому не дам в обиду мою маленькую принцессу. Через три часа ты вернёшься домой, мы соберёмся за большим столом, и ты расскажешь нам всё-всё-всё, что с тобой сегодня происходило. Договорились?» Я, хлюпая носом, кивнула. Он произнёс напоследок: «Посмотри на меня, Николина. Ты же боец! Моя храбрая, умная девочка». Его слова подействовали на меня гипнотически: во мне будто бы щёлкнул нужный выключатель, и, оказавшись за партой, я успокоилась. И каждый раз, когда по какой-то причине в школе мне становилось страшно, — перед контрольной или прививкой, например, — я вспоминала слова папы.
Йен внимательно слушал рассказ Нины, не отводя от неё взгляд.
— У тебя замечательные родители, — прошептал он, коснувшись её руки.
Нина поджала губы и почувствовала, как по щекам, вопреки её усилиям, потекли слёзы.
— Они всегда и во всём поддерживали меня, — сказала она. — Как же я боялась ехать в Атланту на пробы в «Дневники вампира»!.. В последний момент я хотела отказаться, но папа строго сказал: «Что же ты делаешь? Я не узнаю свою дочь! Это же твой шанс, твоя мечта. И я не хочу увидеть, как ты её упускаешь». А мамочке в первые дни съёмок я постоянно рассказывала, что происходит у нас на площадке. Бывало, мы сначала болтали по телефону вечером, а потом ещё полночи переписывались, — девушка рассмеялась сквозь слёзы, ладонями стерев их с щёк. — Счета приходили страшные, но я не могла отказаться от этого. Кэндис постоянно ругалась: «Добрев, до тебя не дозвониться! Я уже выучила фразу тётки-оператора: «Недостаточно средств на счету абонента входящего вызова». А это ведь означало только одно: счёт ушёл глубоко в минус. Подключать «Скайп» не было смысла: интернет в наших павильонах был нестабильный, как ты помнишь, а в отелях вай-фай постоянно отрубался. И я раз за разом бегала в ближайший салон сотовой связи. Ведь столько всего хотелось рассказать… Особенно когда я познакомилась с тобой.
Сомерхолдер опустил взгляд и улыбнулся.
— Я так скучаю по ним, Йен, если бы ты только знал… — прошептала Нина, закрыл лицо руками.
Мужчина положил руку ей на плечо.
— Они всегда будут рядом с тобой, — тихо произнёс он. — И они бы обязательно гордились тобой. Ты сильная, Нина. Ты действительно боец.
Он помолчал немного, а затем добавил:
— У тебя его глаза.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — я всегда мечтала о том, чтобы рядом со мной был мужчина, похожий на него. С таким же сильным характером, человек, рядом с которым я бы чувствовала себя, как за каменной стеной, но вместе с этим удивительно лёгкий, смешливый. Чтобы от него я чувствовала бы такую же заботу и видела, что он верит в меня, как папа. Я не знаю, что происходит между нами сейчас, — Нина сделала паузу, задумавшись. — И что нас ждёт в будущем… Но я всё это нашла в тебе. И мне так страшно потерять тебя… Что бы между нами ни происходило. Прости меня за всё, — прошептала она.
Сомерхолдер ничего не ответил, лишь погладил её по волосам, убрав одну прядь ей за ухо.
— Всё будет хорошо, — наконец шепнул он. — Я рядом с тобой. С вами, — сказал он, накрыв руку Нины, которую она держала на животе, своей ладонью.
— На протяжении какого-то времени я хотела назвать сына Николаем, в честь папы, — призналась Добрев. — Но что-то внутри ёкнуло, будто бы кто-то на ухо прошептал: «Не надо этого делать». И я поняла, что нашего сына будут звать Джозеф.
— Мы обязательно покажем ему все эти фотографии. Он должен знать, какие прекрасные у него были бабушка и дедушка. И до сих пор есть. Пусть и не рядом с ним.