А началось с ничего...
Шрифт:
— А Владимир Шрамм не у вас работает? — задержался на выходе Сергей.
— Может быть. Долго искать надо.
Завод ошеломил Сергея: так вот он какой… Ну, читал раньше к газетах про заводы. В Лебяжьем у них был, тоже заводом назывался: кузница, столярка да пила-циркулярка. А тут этакая громадина. Глаз не охватывает. Корпуса, корпуса, корпуса. Крыши сводчатые. Как валы на море. И каждый — девятый.
Сразу от проходной — аллея. Широкая. Тополя, будто сейчас из парикмахерской, посторонились,
И вдруг — грачиный крик. Откуда бы? Задрал голову — в ажуре высоковольтных опор гнезда чернеют, грачи кружатся. Завод и… грачи. Вот это пейзаж!
Ишь, приспособились где. Сплошная электрификация. А до войны, говорят, здесь лес был.
— Дяденька, паровоз!
Сергея дернули за рукав. Вовремя дернули: перед самым носом черномазый паровозик из ворот цеха выползает. Низенький, словно на четвереньки встал. Сергей вздрогнул и попятился.
— Тебе что, жить надоело, под колеса лезешь?
Девчонка-подросток в рабочем комбинезоне насмешливо оглядела его всего — от пилотки до сапог.
— Извините, гражданочка, зазевался. Вы, случайно, не подскажете, где кузнечный корпус?
— За теплотрассой, налево.
— А теплотрасса где?
— Что, не работал ни разу, что ли? Вон видишь трубы? Обмотанные такие.
— Спасибо.
— На здоровье.
Сергей козырнул, девчонка полупоклонилась. И пошла, зацокала каблучками по асфальту. Маленькая, аккуратненькая, в рабочем комбинезоне.
Начальник отделения штампов Киреев был у себя. Нахлобучил клетчатую кепку на телефон, чтобы не мешал тут своими звонками, и терзает логарифмическую линейку. Меж пальцев авторучка и мундштук, сигаретка дым в глаза пускает. Киреев морщится, дует из горбатого носа на струйку дыма, шевелит губами. Свел брови, а они будто сплелись и никак разойтись не могут. Подвигал, подвигал Киреев ползунок, написал две цифры и задумался: что-то не то вроде. Сунул вместо мундштука кончик авторучки в зубы и вот тянет, раскуривает — щека к щеке прилипает.
Сергей кашлянул. Киреев вскинул глаза. Брови моментально разбежались по своим местам.
— Вы к кому?
— К вам. На работу.
— Где же ты был раньше? — Киреев сгреб в кучу всю свою бухгалтерию. — Садись, настоишься. Запарился, поймаешь: план о-е-ей, людей нехватка, реконструкцию затеяли, оборудование допотопное, меняем. Один молотишко был — еще Чингисхан на нем пику ковал. И рабочий нынче шире в плечах стал, развернуться ладом негде ему, так стенки раздвигали.
Он так плотно лепил слова, что Сергей не понял, почему Чингисхан пикуковал на молоте и раздвигали стенки.
— Вот заседаю, поймашь, бабки прибрасываю. В
«Ну, оратор», — подивился Сергей его способности столько говорить без передыху.
— Тогда не сиди, расселся, поймаешь, дуй в фотографию, чтобы утречком мне пропуск получил, и сюда.
Утром, раным-рано, Сергей топтался около окошечка бюро пропусков. Вставало солнце, пахли медом тополя, шли на завод люди.
«Скоро они там»? — Сергей поскреб ногтем по фанерке, фанерка отодвинулась.
— Вам чего?
— Пропуск.
— Не терпится, Демарев?
— Так точно.
— Получите.
Сергей принял его обеими руками. Твердокорый, упругий такой. Чувствуется, что документ.
— Подручный штамповщика, — еще раз прочел он. Полюбовался на фотокарточку, будто в зеркальце погляделся, бережно сложил вдвое и заспешил к проходной.
А проходная бурлила. Из трамваев, троллейбусов, автобусов, ближние своим ходом шли, шли и шли рабочие. Волга в половодье. И кажется, закрой сейчас двери перед ними — проходная всплывет. Сила. Сергея протолкнули мимо вахтера — пропуск не успел предъявить.
Киреев встретил его на лестнице.
— Где ты долго? Заждался, поймаешь.
— Здравствуй… — хотел поздороваться Сергей.
— Некогда, некогда. Давай айда пошли быстрее за спецовкой.
Кладовщица, пожилая и то ли заспанная, то ли больная до неповоротливости, хоть бы шевельнулась.
— Давай принаряди парня.
Пожмурилась, позевала.
— Опять но-о-о…венький?
— Новенький, новенький.
— Ему бе-у или парадное?
— Парадное, парадное. Срочно, поймаешь.
— Понимаю. У-у-у… сем срочно, всем парадное, а бе-у кто носить будет? Они месяц поошиваются и тягу отсюда…
— Не ворчи, разворчалась. Не свое выдаешь, государственное.
Киреев, пока кладовщица рядилась, осмотрел все полки со спецовкой, выбросил Сергею куртку, брюки.
— Примеряй.
— Что вам тут ателье мод? Подштанников ваших я не видывала, — возмутилась кладовщица.
— Не теряй время, переодевайся, пока пимы ищу. Иди сюда.
Сергей, пожав плечами (кого слушать?), спрятался за стеллаж, как по тревоге, сменил одеяние.