А почему бы и нет
Шрифт:
Вскоре возле нашего дома появилась цыганка Клара и рассказала маме и папе историю с исчезновением их сына.
Беспокойство родителей несколько уменьшилось, но появилось чувство злости и наказания.
Я чувствовал себя на седьмом небе. Всё, о чём я часто грезил, получил сполна. Езда в кибитке, цыганские песни, ночные костры и еда, не похожая на привычную еду, домашнюю. И свобода, отсутствие обязанностей! Хотя, конечно, цыганские ребята занимались какими-то делами и помогали взрослым. В основном, это были: уход за конями, их выпас, купание, ремонт сбруи. Я постоянно набивался к ним в помощники, но мне твёрдо отказывали, разрешая иногда подержать поводок. Я не знаю, почему они так поступали, но мне было обидно, и у нас часто по этому поводу возникали споры. Моя новая рубашка стала чёрной от дыма костров или от грязи тряпок, на которых мне пришлось спать. Новые сандалеты я где-то потерял, а может быть, их кто-то присвоил, и ходил я босиком, часто накалываясь на что-то острое.
Мы переместились довольно далеко от того места, где я стал «цыганом». Мне было неизвестно название населённого пункта, возле которого цыганы разбили свой лагерь и я начал размышлять, как теперь я буду возвращаться домой.
Через три дня к табору подкатил мотоцикл с коляской, на котором сидел милиционер и мой родной отец.
Рассказывать долго о том, как произошла встреча, не стоит.
Я с группой моих грязных сотоварищей, молча, стоял, не догадываясь о том, что сейчас со мной будет.
– Ну, выбирай, отец, – обратился к моему отцу милиционер. А папа, то ли, не узнав беглеца, то ли ещё не придумав, как со мной обойтись, осматривал меня с головы до ног.
Милиционер зашёл внутрь палатки и долго там общался с цыганом. Разговор с Романом сначала был спокойным, потом перешёл на повышенные тона. После нескольких минут затишья из палатки вышли милиционер с Романом и, пожимая друг другу руки, начали прощаться. Я не знаю, как они разрешили ситуацию с моим «оцыганиванием», но разговора между ними больше не было.
– Ну что, отец, – обратился к папе милиционер, – будешь сыночка забирать домой?
– Надо забрать, – ответил тот, – может быть, ещё пригодится.
Я не знаю, что передумал мой отец за те несколько минут, пока милиционер был в палатке, но он не сказал мне ни слова: не ругал, не упрекал, не спрашивал.
Я смотрел на его лицо и ожидал услышать крепкое словцо или даже получить хорошую оплеуху, но увидел там странное и непонятное перевоплощение чувства злости в умиротворённое состояние. Он взял меня за руку и посадил в коляску. Цыганята запрыгали вокруг, пытаясь дотронуться до моего тела. Они полюбили меня и так выражали свои чувства. Один из них откуда-то принёс мои сандалеты и сунул их мне в руки.
На удивление мирно прошло моё возвращение домой – ни папа, ни мама не проявили, ни гнева, ни недовольства. Это их поведение сильно повлияло на мои чувства и опять же, на мою психику. Если бы они ругались, или побили меня, я бы считал это заслуженным, правильным и вскоре бы всё забыл. Но они предоставили мне возможность самому казнить себя, что гораздо сильнее, ощутимее и, наверно, более правильно.
Эпопея с цыганской дружбой сделала меня старше, разумнее и оставила след в моей голове на всю жизнь. Во-первых, я понял, что свобода, риск и решительность определяют образ и смысл человеческого существования. Во-вторых, родительское поведение однозначно предопределило моё отношение к воспитанию своих будущих детей.
Последние дни лета задали мне много поводов для осмысления своего настоящего и будущего существования.
Пришёл сентябрь, а вместе с ним и школа раскрыла свои объятья для встречи любимых и нелюбимых учеников.
Глава 3. Интересен процесс школьного взросления
Я не знаю, в какую категорию этих учеников определила меня школа, но мне точно известно моё отношение к школе. Я был влюблён в неё. В школу! И ходил туда с радостью и удовольствием. В связи с тем, что учёба давалась легко, и мне не надо было тратить время на дополнительные занятия, я не пренебрегал любой возможностью дольше бывать в школе.
Вид на школу из окна моего дома
Расстояние от школы до моего дома составляло двести метров, поэтому, сейчас я с уверенностью могу сказать, что школа и дом были для меня чем-то одним целым, неразделимым.
Всевозможные кружки, спортивные мероприятия занимали в моей жизни всё оставшееся от уроков, время.
Мой третий класс
Вспоминаю сейчас свою и жизнь, пишу эти строки и ловлю себя на мысли, что будто бы я был каким-то идеальным мальчиком. Конечно, нет. Я был «мальчишкой» со всеми, присущими этой категории людей и этому возрасту чертами характера и поведения.
В шестом классе я впервые в жизни влюбился в девчонку из нашего класса. Она была красива, энергична, весёлая, шумная. Одним словом – самая лучшая.
Так как учителя любили меня и, как лучшего ученика, сажали на первую парту, чтобы в нужный момент увидеть и попросить меня помочь классу. Моя «любимая» сидела, обычно, на третьей парте. Для меня было невыносимо трудно не видеть её в течение целого урока. Вот она – детская любовь! Я крутился на своём почётном месте, и стал всё чаще и чаще получать замечания от учителей.
Однажды, без разрешения учителя, что в те времена приравнивалось к «криминальному школьному преступлению», я пересел на третью парту, рядом с ней!
Не увидев меня на законном месте, учительница заволновалась – не заболел ли я – потом остановила свой взгляд на моём лице и строго произнесла:
– А кто это разрешил тебе, Наумов, пересесть на новое место?
Я молчал, не зная, что ответить на этот убийственный вопрос. К тому же, мне совсем не хотелось менять решение о нахождении возле объекта своего обожания.
– Займи своё место, Наумов, и больше не проявляй самодеятельности.
– Я с первой парты плохо вижу, что написано на доске, – вдруг, пришла мне в голову глупая мысль, и я решил твёрдо придерживаться этой версии.
– Вот как? – удивилась учительница. – Почему же ты раньше об этом не заявлял? Приведи завтра в школу своих родителей, поговорим об этом. И всё же, прежде чем пересаживаться, надо было попросить разрешения у учителя.
Вот такие строгие правила были в те времена.
С этого момента я сидел рядом с обожаемой девочкой и чувствовал себя на седьмом небе оттого, что теперь возле меня «она», и ещё потому, что я ощущал себя победителем. Каждую секунду, которая не требовала учебного внимания, я смотрел на неё, конечно, не помышляя о каких-либо планах – просто чувствовал себя хорошо. Большего мне ничего не требовалось.