… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
На любом этаже с лестничной площадки входишь в длинный полутёмный коридор, в дальних концах которого по одному окну – от пола до потолка. Всё остальное убранство составляют стены да двери над тёмным бетоном шлифованного пола.
Крайняя дверь у окна справа ведёт в умывальник, а та, что напротив неё, в мужской туалет. На противоположном конце длинного коридора всё в точности так же, только там туалет женский.
Комната 72 через стенку с умывальником.
Как войдёшь, за дверью по обе ст'oроны, фанерные
В центре комнаты тёмно-коричневый стол с задвинутыми под него стульями – иначе не пройти к окну.
Под подоконником ещё две тумбочки. Чтоб вышло по одной на каждого жильца.
На стенах засаленные, местами драные обои.
В белёном пыльном потолке круглая жестяная коробка для лампочки. Имеются две розетки и выключатель у двери.
Но с полуночи и до шести утра свет в комнатах выключает дежурная вахтёрша рубильником электрощита на первом этаже.
Тех, кому охота грызть гранит науки, на первом ждёт читальный зал с такими же коричневыми столами и круглосуточным освещением; рядом с залом для просмотра телепередач.
Читальный зал пустеет задолго до полуночи, и зал с телевизором тоже, если только не передают международный матч по футболу или премьеру телефильма с Андреем Мироновым.
Все мои сожители по комнате-пеналу четверокурсники.
Федор Величко из глубинного села на просторах нэньки-Украины.
Его волосы, прямо торчащие над прямым лбом, чем-то напоминают соломенную крышу сарая на тихом хуторе.
Саша Остролуцкий воспитывался в детском доме, но собирается жениться на дочери профессора Соколова из Москвы. Ни с дочерью, ни с самим профессором никто, кроме него, не знаком.
Он невысок ростом, как и Фёдор, но пощуплее.
Любимое занятие Остролуцкого – ходить в гости по комнатам девушек на этаже и пить там чай со сладостями. У него прямые светлые волосы, длинноватый нос и репутация Казановы.
В чайных походах Сашу иногда сопровождает Марк Новоселицкий из Киева.
У Марка широкое лицо, сосульки чёрных волос до широких стёкол очков и непременная усмешечка под редковатыми усиками. Он самый упитанный в комнате.
Светочке Хавкиной, первокурснице из Чернигова, Марк и Саша заплатили за чаепитие чёрной неблагодарностью.
Выпили и, рассевшись на покрывала девушкиных коек, принялись осуждать и хаять этих нехороших людей – евреев.
Света, миловидная чернокудрая дочь одного из колен Израилевых, менялась в лице на каждое из их антисемитских замечаний, но терпела молча.
Потом она два дня места себе не находила, пока Илюша Липес, третьекурсник с бакенбардами как на пушкинских автопортретах, не объяснил ей, что эти неблагодарные свиньи на самом деле и сами евреи.
Четвёртый четверокурсник, Яша Демьянко из Полтавы, живёт где-то в городе на квартире, но почти ежевечерне навещает однокурсников.
Мы играем в «дурака». Яша самый сильный игрок и ростом он выше всех.
У него длинное прибалтийское лицо в обрамлении длинных кудрей. Он, как и Фёдор, разговаривает исключительно и только на украинской мове.
Остальные общаются на русском, но все мы отлично понимаем друг друга.
Ещё в нашу комнату приходит четверокурсница Света из Нежина.
Она официальная невеста Марка, их родители уже тоже знакомы.
В карты она не играет, садится исключительно на койку Марка и держит его в ежовых рукавицах:
– Что такое, Марик? Я не поняла!
– Ну, Светик, ну, я только…– виновато опустив глаза под стёклами очков, начинает оправдываться провинившийся, пока остальные игроки не начнут возмущаться, чтоб он не тянул уже с ходом.
Потом он провожает её домой, возвращается и, когда в комнатах отключат свет, приводит свою однокурсницу Катраниху.
Минуты две они молча поскрипывают на его койке и расходятся.
И это правильно, потому что завтра снова день учёбы и занятий.
У Катранихи широкая натура, она очень гостеприимна.
Когда в Киеве один урка грабанул республиканский Дом моды и решил залечь на дно, то заехал электричкой аж до Нежина и неделю ночевал в её комнате.
Всех её сожительниц по комнате он каждый вечер водил в оба нежинские ресторана.
В конце недели уголовный розыск, по следам импортных тканей, которые урка пытался толкнуть на базаре, поднялся на третий этаж нашего общежития.
Оперативников было двое, один из них достал чёрный пистолет и постучал в дверь комнаты Катранихи, но от урки уже и след простыл.
Взяли его только через месяц в Мариуполе.
Во всяком случае, так рассказывал оперативник с пистолетом своей жене, тоже четверокурснице англофака.
Один раз Катраниха пригласила меня в кинотеатр им. Ленинского Комсомола, метров за двести от столовой, напротив озера в Графском парке.
Мы посмотрели фильм «Зорро» с Аленом Делоном.
Ну, не знаю, но, по-моему, сцена финального фехтования, чересчур затянута.
Вобщем, зря она потратила на меня столько времени, я не мог смотреть на неё как на женщину, зная, что это девушка моего сожителя по пеналу.
Какой-то я, всё-таки, старомодный.
Когда я стал студентом, то даже и не помышлял о нарушении супружеской верности.
Целую неделю.
А потом где-то на этаже нашлась незанятая комната, а к ней нашёлся ключ, а к ним моя однокурсница – Ирина из Бахмача.
В той комнате мы провели с ней ночь до самого рассвета.
Она оказалась стойкой приверженицей тактильных утех и не ниже резинки.
Опять! За что?!
Не спорю – грудь у неё пышная, но с диковинными сосками; мне никогда не попадались столь миниатюрные, как головка английской булавки, но утешаться всю ночь напролёт одним лишь бюстом занятие монотонное.