… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Скорее всего, за те три дня на ферме, где я пилил и прибивал горбыли поверх навозной жижи.
Один раз, от сильного удара молотком, из щели между неровных досок грязь цвиркнула прямо мне в лицо.
Стоявшая в ближайшем стойле корова покосилась на меня левым глазом и до того довольно ухмыльнулась, что я теперь наверняка знаю – эти скотины не настолько тупые, какими прикидываются.
Но основным занятием на ферме была игра в «дурака» с мужиками.
Моя фотографическая
( … сейчас эпоха поменялась и такие же карты, но в цвете, продаются в привокзальных киосках…)
Один из работавших в сушилке студентов, рыжий Григорий с биофака, тоже играл со мной в «дурака» после работы.
Ему очень хотелось выиграть. Азартный малый даже поменял мою колоду карт на обычные, но школа Якова Демьянко приносила свои плоды и к концу месяца он проиграл мне бутылок двадцать пять – ящик водки.
Впрочем, памятуя детдомовскую мудрость Саши Остролуцкого, что синица в руке лучше журавля в небе, я в последний день в хмелесовхозе сказал огненнокудрому Григорию, что одна бутылка на месте спишет весь его долг; и он с радостью сбегал в сельский магазин, а то бы я и того не видел.
Не то, чтобы я особо кайфовал от водки, или самогона, нет; на безоглядное питиё меня толкало моё общественное положение и мнение общества обо мне.
( … мы пленника мнения о нас.
Если мне скажут, что кто-то стал алкашом оттого, что noblesse oblige – я поверю…)
Например, один филфаковский студент и пара-другая его однокурсниц забрели на ферму.
Там стоял бык в стойле, прикованный железной цепью.
Парень подбросил быку клок сена от коровы из соседнего стойла.
Бык, унюхав коровий дух, начал яриться, реветь и возбуждаться.
Я всего лишь проходил мимо – и всё!
В вечерней сводке новостей в столовой обсуждают как Огольцов водил девушек филфака на экскурсию – показывал бычий член.
«Имидж» – страшная сила и никому ничем не докажешь, что, при моём трепетном отношении к девушкам, я им даже и не подмигиваю.
Ознакомившись с Большевистскими условиями труда и быта, я, для начала, уехал в Конотоп.
Во-первых, сменить промокшие кеды, и потом, в Конотопе меня тоже ждала страда уборки урожая.
Ещё в августе мы с Лялькой совершили пару краеведческих обходов по уголкам города удалённым от его основных магистралей.
В тихих, немноголюдных улочках провели мы учёт небольших, но пышных плантаций конопли, приветливо колыхавшей нам из-за заборов мягкими абрисами ветвей с вызревающими головками.
Гидом был он, а я экскурсантом, восхищённым трудолюбием конотопчан, заботливо возделывающих свои приусадебные участки.
Пришла пора помочь им в сборе урожая.
Конечно, не везде дожидались моей бескорыстной шефской помощи, но нашлись и несжатые нивки.
Я был благородный грабитель, с понятиями о справедливости, не уносил больше двух деревцев с одной плантации; да и этих попробуй допри.
Куда?
В ближайший закоулок поглуше для хищнической переработки.
То есть выход конечного продукта составлял какие-нибудь 10% от того, что можно получить с такого же количества сырья при взвешенном сбалансированном подходе.
Элементарная безграмотность и больше ничего.
После трудовых ночных бдений в Конотопе, мне уже было с чем окунуться в трудовые будни Большевика.
Когда в первый, после возвращения, вечер я вдумчиво настраивал гитару – …оставь без надзора, бренчат кто попало, хорошо хоть струны не порвали… – в общую спальню зашли два местных хлопца.
Они объявили о своём желании поиграть в биллиард.
Из любопытства – как можно играть такими шарами? – я свернул свой матрас и переложил его на стул под стенкой.
Да, никак не можно. Мало того, что выщербленные шары движутся вприпрыжку, так ещё сама припрыжка выбирает куда ей прыгать.
Полная хаотичность исключает всякое эстетическое удовольствие от этой строго выверенной игры.
Когда им тоже это дошло, они представились как два брата из соседнего села.
Особого ажиотажа среди сидящих на нарах студентов это не вызвало и братья покинули спальню.
Старший из них, Стёпа, на следующий день во время обеда вызвал меня из столовой и, в знак признательности за понимание, проявленное мною накануне, пригласил прокатиться в его село. Туда мы и поехали на его «яве».
Стёпа остановил перед добротно обустроенным подворьем и попросил меня изображать перед его родителями будто я служил вместе с ним в Германии, вместе и демобилизовались, а теперь случайно встретились.
Родители Стёпы обрадовались такому нечаянному совпадению и накрыли стол для боевых сослуживцев.
После второго стакана, вжившись в роль, я спросил Стёпу – помнит ли он немку Эльзу, блондинку-официантку из гаштета за углом?
Стёпа опешил и начал внимательно ко мне приглядываться – вдруг мы и впрямь спали в соседних кубриках?
День спустя мы со Стёпой пошли с визитами к девушкам-студенткам, вернувшимся после ужина в свои комнаты.
Он тормознулся где-то среди моих однокурсниц, но я, понимая полную, для меня, бесперспективность общения с данным контингентом, уже в одиночку, прошёл по комнатам следующего общежития, до самой крайней налево на втором этаже.
Её занимали филфаковки: Оля, Аня, Вера и Ира, с которыми мне очень приятно было познакомиться.
Ну, а им ничего другого тоже не оставалось – без танцплощадок, кинотеатров и даже телевизора поблизости.