А в небе стрижи
Шрифт:
– Коньяк с вас, Михаил Никифорович, за пограничника, – сказал врач сидевшему на кровати мужчине, который как простой смертный успокаивающе поглаживал жену по плечу.
– Почему пограничника? – спросил тот, хотя понял, что родился мальчик.
– Потому что сегодня День пограничника, – ответил улыбающийся доктор. – На календарь давно глядели?
– Господи, посевная сейчас – я на небо гляжу, а не на календарь. Лидия, коньяк в машине. Скажи Толику – пусть принесёт. И не только бутылку! – крикнул он уходившей вслед жене.
– Дочка как? – вроде бы по-мужски твёрдо
– Хорошая у вас дочка: лишнего не капризничала, только всё Сашу какого-то звала, – с улыбкой произнёс врач, привыкший к разным высказыванием рожениц.
– Это она отца ребёнка звала. Он там сейчас… воюет – привычно соврал мужчина, который и сам начинал верить в то, что Санька приедет после войны.
Но тут вернулась Лидия с водителем, который тащил огромный пакет. Михаил взял его и, поблагодарив доктора ещё раз, вручил ему гостинцы:
– Выпьете за здоровье нашего внука.
– Да что с ним станется: три шестьсот, пятьдесят два сантиметра ростом. Завтра утром принесут на кормление – сегодня мамочка пусть отдохнёт.
– До свидания, – улыбнувшись, Лидия за руку потащила мужа домой: ей не терпелось скорее приготовить комнату для Алёнки с малышом.
Она сейчас знакомой женщине позвонит, та поможет ей влажную уборку сделать, вечером сам Миша кроватку соберёт, а ещё все пелёнки надо перестирать. Дел-то сколько…
– Миш, а ведь ты дед! – засмеялась радостно женщина. – А я бабушка.
Только чувствовала она себя молодой и полной сил, готовой перевернуть мир.
ГЛАВА 16
Санька поправился быстро. «Заживает как на собаке», – думал он, вспоминая странный сон, хотя врачи сказали, что у него была клиническая смерть. Они пытались объяснить ему, что иногда кровь той же группы, что и у пациента, не подходит по каким-то параметрам и что в будущем ему лучше не переливать чужую кровь, а ещё лучше – вообще не получать ранения.
Он отказался от положенного ему отпуска. Здесь вроде как семья… И снова закрутились боевые будни. Санька поймал себя на мысли, что убить собаку всё-таки, наверное, труднее, потому что она доверяет человеку. Тут же люди, с которыми он сходился в рукопашной, ненавидели его и не скрывали этого. Если он не успеет опередить, значит, убьют его, провернув нож в сердце. А он пока умирать не хотел, хотя в глазах иных бойцов видел полное отсутствие жизни.
Нет, они не трусили и не боялись. Им было всё равно. И смерть находила случай прибрать таких, словно она уже жила в их телах, – оставалось только наколоть их на штык или подставить под пулю.
Почему мужчины с детства норовят сломать игрушку, разбить нос другому, доказывая свою правоту, если можно ведь убедить словами? Но зачем тратить время, когда есть кулак… С другой стороны, выживают более сильные, более хитрые. Может, сам Бог задумал мужчин такими?
А Алёнка не думала сейчас ни о чём глобальном. Маленький розовый комочек занимал всё её существо. Она просыпалась за минуту до того, как сын начнёт покряхтывать в мокрой пелёнке. Он даже не успевал заплакать, как молодая
– Ах, какая мама у тебя негодница: сыночек мокрый, а мама спит. Идём-ка, мой золотой, в сухие пелёночки, сейчас мы кушать будем.
И, взяв ребёнка на руки, испытывала величайшее в мире наслаждение, видя, как маленький ротик, почувствовав тепло и запах материнской груди, хватается за сосок. Какое это счастье – разглядывать маленькие пальчики с настоящими ноготками, гладить пахнущую молочком головку и удивляться тому, что это она сама родила такое чудо.
Михаил Никифорович просыпался от Алёнкиного воркования, подходил к неплотно прикрытой двери и стоял, грея душу, пока дочь не укладывалась спать или пока за ним не приходила жена.
ГЛАВА 17
Пятилетка пышных похорон началась в 1982 году со смерти Леонида Ильича Брежнева. Простой народ ждал изменений к лучшему. Полки магазинов на периферии были пусты. Товары доставались из-под прилавка, по блату, используя всевозможные связи. Если выбрасывали что-то дефицитное, тут же выстраивались очереди с перебранками, записями на ладонях номеров. А то, что производила наша промышленность, носить не хотелось, хотя и стоило дёшево.
В крупных городах процветала спекуляция. Юрий Владимирович Андропов, сменивший на посту Брежнева, хотел навести порядок и взялся за это рьяно: на дневных сеансах в кино искали прогульщиков, брали фарцовщиков, научившихся делать бизнес на дефиците товаров, отправляли в лечебно-трудовые профилактории пьяниц. Новая метла только подняла пыль, но порядки оставались прежними. Может быть, и боялись директора крупных магазинов, после того как был арестован – а позднее и расстрелян – директор Елисеевского универмага в Москве, только на местах всё также фасовались продуктовые наборы к праздникам, и отличие обкомовских пайков от рабочих, было существенным.
Чтобы приобрести добротную вещь, нужно было иметь связь хотя бы с уборщицей, которая за определённую плату сообщит, когда ожидаемое завезут на склад. При Андропове завмаги и завскладами процветали точно так же, принимая как данность заискивающее «Здравствуйте» от людей далеко неглупых, но выбравших своей специальностью строительство или преподавание. А затем Юрий Владимирович скончается, и на его место придёт Черненко, который изначально выглядел больнее предыдущего.
Для простых смертных были до смешного непонятны кремлёвские игры. Анекдоты зло высмеивали власть, но ей, как и во все времена, было не до народа.
О воинском контингенте в Афганистане, кажется, забыли наверху, потому что признать ввод войск в чужую страну ошибкой значило бы для многих высших чинов в армии одно – распрощаться с насиженным и тёплым местом, чего они, естественно, не хотели. И каждый призыв в армию становился лотереей для молодых парней.
Первым вопросом после прохождения медкомиссии всегда был вопрос «Куда?», он же становился самым главным. Как бы ни хотели власти скрыть гибель воинов, слухи без всякого радио распространялись быстрее.