А в небе стрижи
Шрифт:
И её мысли тотчас перекинулись на будущего внука. Она сегодня в «Детский мир» заходила. Смотрела пелёнки, распашонки. Всё какое-то унылое, бледное. Надо будет попросить кого-нибудь из знакомых, кто в Прибалтику поедет, привезти оттуда детское приданное. Лидия видела у сына секретаря обкома на ребёнке такие красивые вещички, что малыш как игрушка выглядел.
Может, кто и злорадствовать будет, только женщине очень хотелось маленького: она с Алёнкой не наигралась, уж больно быстро дочка выросла. Вот и сейчас муж на работе, Алёнка спит, а ей бы понянчиться с малышом. На работу она перестала ходить как только до выслуги доработала, а дом и дети ей не в тягость.
Она чуть было не задремала в кресле, в котором муж после обеда отдыхал, но ещё до звонка в дверь услышала шаги на лестничной клетке, вскинулась, поспешила открыть.
От мужа пахло морозом и усталостью. Лидия приняла у него пальто и шапку и, пока он снимал сапоги, прошептала:
– Алла Григорьевна звонила, тебя спрашивала.
– А я ей чем помогу?.. Или она на мне сына женить хочет? – проворчал Михаил.
– Тише ты, Алёнка спит, совсем нисколько не поправляется, а уж пора. Идём на кухню.
Пока он мыл руки, Лидия привычно сновала от плиты к столу, раскладывая приборы и салфетки, как учила её мать, хотя знала, что Миша с удовольствием бы поел мяса со сковороды. Он с молодости любит соскоблить так называемые зажаренки.
Михаил, сев за стол, наконец расслабился:
– Налей мне сто граммов, Лидок – устал я сиднем сидеть в кабинете, да и новости не больно хорошие из Афганистана. Хоть и говорят, что дружественная страна, да сегодня указание давали про «груз двести» особенно не распространяться. А как скрыть от людей, если матери по сыновьям голосить начнут на всю область?.. Вот тебе и други.
Он выпил налитую женой рюмку, похлебал немного борща. Видя, что ест муж без аппетита, Лидия налила ему ещё рюмочку:
– Выпей да закуси как следует.
– По какому поводу праздник? – Алёнка с припухшим ото сна лицом вошла в кухню. – Мам, мне картошки и капусты квашеной. Мясо не клади, хорошо?
– Хорошо-хорошо, садись давай, чтобы дважды не разогревать.
– Мать жениха твоего бывшего звонила… Господи, не запутаться бы в них теперь.
– Мам, ну у меня их и было только двое, чего уж там путаться. Ну простите вы меня, глупую, – голос девушки зазвенел от слёз, которые были так близки на подходе.
– Мать, уж переговорено об этом, – заступился отец, видя, как задрожали губы дочери. – Так чего хочет Алла Григорьевна? – сменил он тему.
– Она, Миша, хочет, чтобы ты Виктору помог армии избежать.
– Как это – армии избежать? – Михаил, попавший на войну в сорок третьем, успел послужить Родине, до Венгрии дошёл и медаль имеет «За взятие Будапешта». – А кто же нас защищать будет?
– Я ей ничего не обещала, Миша, – открестилась от просьбы Лидия. Она знала, как он не любит использовать служебное положение, но ночью, когда муж будет ворочаться без сна, она всё-таки скажет ему: – Миша, найди кого из знакомых, а то она со зла на Алёнку всех собак навешает.
– Я подумаю, – хрипло буркнул тот, но тут же затих. Из ванны донёсся шум – Алёнку снова рвало. – Ты бы сходила с ней в больницу, уж вторая половина беременности, а её всё тошнит.
– Завтра же и свожу, а то праздники начнутся и врачей не сыщешь.
ГЛАВА 9
Эйфория по поводу почти бескровного взятия дворца Амина вскоре прошла. Из их группы в двадцать четыре человека при штурме погибло четверо. Санька перебирал в памяти лица тех, кого отправили в Союз «грузом двести». Представить, что этих молодых парней больше никогда не будет на свете, было невозможно. И хотя он почти не знал их настоящих фамилий и имён, ощущал боль в сердце. Если кому-то суждено погибнуть из них двоих, уж лучше пусть он, чем Игорь.
Даже салаги из мотострелкового полка понимали, что руководство ошиблось в своих планах. Понятие «Интернационального долга» было только у них – афганцы же приняли их как иностранцев с оружием в руках и отчаянно сопротивлялись их вторжению.
Старый вояка Полкан достал откуда-то книгу «Англо-Афганская война» и сказал читать – ничего за сто лет не изменилось. Нашёл для них переводчика, который учил их, если не разговаривать, то понимать дари – язык, на котором общается большинство жителей Афганистана.
Разведка оппозиции знала маршруты, которыми пройдут колонны и встречала их на пути. Однако бойцы доверяли Полкану больше, чем самим себе, но он вдруг поставил командиром Саньку. Руст затаил обиду на обоих, но Санька в первой же самостоятельной операции по сопровождению колонны бронетранспортёров заставил поверить в себя.
Случилось это возле кишлака Каджаки-Суфла. Колонна попала под прицельный огонь, а местность вокруг оказалась заминированной. Санька отдал приказ командирам взбираться на господствующие высоты. Наклон был критическим, машины могли перевернуться, зато можно было не опасаться мин: зная, что взобраться на такие кручи невозможно, моджахеды не посчитали нужным минировать дорогу. И просчитались. Точный расчёт командира был тем удивительнее, что в начале боя он получил первое ранение в голову – нелепое, о крышку люка, к которой его подкинуло взрывом под гусеницей.
Очнулся он уже на носилках. Встал, вытер кровь, заливавшую глаза, приложил тампон и пошёл к соседней машине. Фельдшер было попытался удержать его, но через пару минут Санькин голос опять звучал в эфире. Он требовал ускорить выход на господствующие высоты.
Четверо суток шли бои под Каджаки-Суфла. Противнику не удалось не то, что разгромить колонну, но даже нанести сколько-нибудь ощутимый урон. И самое главное – погибших не было совсем.
Про то, что в Союзе наступил Новый год, они с Игорем вспомнят, когда тому в начале феврале придёт письмо из дома.
ГЛАВА 10
Марина приехала на зимние каникулы домой, понимая, что родители сходят с ума от беспокойства за Игоря. Где он? Что с ним? Слухи – самые страшные – распространялись молниеносно. То из одного, то из другого района приходили печальные подробности похорон совсем молодых мальчишек. Убивал запрет на вскрытие цинковых гробов – матерям казалось, что, если не разрешают увидеть в последний раз родное лицо, то какую же муку выдержал их ребёнок перед смертью. Иногда думалось, что там вообще не их сын: ну не может он, такой юный и полный жизни, умереть.