А в небе стрижи
Шрифт:
– Что же ты, Марина, так неуклюже с подругой-то?
– Я что-то не поняла – Витька что, в армию ушёл? – спросила девушка, слизывая крем с оставшегося кусочка торта.
– Да не от Виктора она ребёнка ждёт, а от какого-то другого парня, который в Афганистан уехал воевать.
– И давно Алёнка беременна? – Марина внимательно глядела на мать, начиная догадываться о чём-то, но в дверь вновь позвонили, и она побежала открывать. – Вам кого? – не очень любезно спросила она у незнакомого мужчины.
– Кузнецовы здесь живут?
Мать, хватаясь за стены, побежала к выходу, а отец изменился в лице и вскочил, уронив стул.
– Это от Игоря? – выдохнул он. – Что с ним?
– Всё в порядке, – раздался по-военному чёткий голос, – я с весточкой от него.
Но матери стало плохо, она никак не могла вздохнуть. Её усадили, Марина накапала «Корвалола», видя, что и отец бледный, дала выпить и ему.
– Полканов Павел Егорович, – представился мужчина. – Меня тут в Союз командировали, и я решил к вам заехать, сказать, что с вашим сыном всё в порядке. У меня час времени – вы письмо ему соорудите.
– Сейчас-сейчас! – воскликнули обе девушки, Таня и Марина. – Вы садитесь. Чаю попейте, у нас и торт есть.
– Может, чего покрепче? – спросил отец.
– Спасибо, крепкого я уже выпил, а от чаю не откажусь.
Девушки, слушая тихое повествование о том, что жизнь у Игоря похожа на курорт, писали ему письма. Они не знали, что Полкан умеет владеть собой и его интеллигентная внешность – такой же камуфляж, как и гражданская одежда.
ГЛАВА 12
Полкану поручили набрать и подготовить ещё одну группу бойцов. Оставив вместо себя Саньку, он проехал по училищам. Советовался с начальниками и, выбирая добровольцев, понял, что подсознательно ищет детдомовских.
Почему? Он бы не мог ответить. И совсем не потому, что их некому оплакать. Может быть, потому, что сам он был послевоенным сиротой? А может, глядя на Саньку, понял, что они самой жизнью запрограммированы на выживание.
Идя по улицам города, он чувствовал себя здесь чужим. В голове не укладывалось, как люди могут веселиться, влюбляться, ходить в кино, когда там война… Павел понимал, что, не дай бог, будь война в Советском Союзе, люди бы так не относились к ней. Значит, эта война неправильная, под каким соусом её ни подавай.
Только родители тех, кто носит погоны, сейчас умирают от страха за своих детей. Взять отца Игоря – мужик прикурить не мог, так дрожали руки в ожидании плохой вести. Слава богу, набожным он стал за последние годы. Слава богу, он к ним не с похоронкой. Но кто знает, что случится завтра…
А Саньку никто не ждёт. Парень этот – прирождённый тактик. За друга порадуется: тому и девушка, и сестра написали. Согреют и его их строки. Он не знал содержания писем, и хоть они были не заклеены, даже глазами не пробежал. Этот всё правильно прочитает.
Так и случилось: Игорь читал Саньке оба письма вслух, даже те строчки, где Танюшка упрекает его в том, что не подарил ей брачную ночь, а ещё лучше бы оставил ей ребёнка – не тосковала бы тогда она, некогда было.
Читая письмо Маринки, Игорь запнулся в том месте, где она пишет, что Алёнка ждет ребёнка. Он почему-то думал, что она нравится Саньке, а он – ей. Но, видимо, предпочла спокойную жизнь со своим Витьком. Он неплохой, в общем-то, парень, балабол только.
Эти два листочка, написанные торопливым женским почерком, смогли унести его мысли через горы, туда, где светились теплом окна и глаза любимой девушки. Видел Игорь и мать, дрожащую как осиновый листок, понимая, что если не вернётся, то и они с отцом на белом свете долго не задержатся.
Санька с молчаливой полуулыбкой слушал нехитрые строки о той жизни на гражданке, и всё ему казалось немножко наивным, но уходить от друга не хотелось, он как будто ждал чего-то ещё.
И дождался. Значит, замуж та глупышка вышла, и уж ребёнка успела смастерить. Кольнуло что-то в груди неумолимой досадой, но он отогнал от себя эту мысль. Спать надо: не знай, когда опять поднимут…
Спроси кто Марину, почему она не написала Саше, что ребёнок у Алёнки от него, она не ответит. Любила она подругу, но летом, когда Санька приглашал Алёнку на танцы чаще, чем её, Марине хотелось, чтобы та уехала куда-нибудь на это время или со своим Виктором ушла в другую кампанию. Ведь есть же у них другие друзья, обкомовские.
В этот момент забылось, что она всегда ценила в Алёнке её простоту в общении, без всякого зазнайства. Маринка у них много раз ночевать оставалась и объедалась икрой из пайков или колбасой копчёной «салями» – её только обкомовским и давали, в свободной продаже нигде не было. И списывать Алёнка давала, если Маринка зачитается романом и уроки не сделает.
Домашним она не сказала, что стажироваться пошла на хирурга. Вдруг война не кончится – она тогда поближе к Сашке может оказаться.
Марина опять не попрощалась с Алёнкой. Даже по телефону. И от этого гадко было на душе, как будто она предала свою лучшую подругу.
ГЛАВА 13
Если вдуматься, то звучит очень страшно: они привыкли к войне. То есть если два-три дня не было боёв, то наваливалась тоска. Хотелось чего-то: или напиться, или обкуриться чарсом. До наркотиков они ещё не дошли, а за водкой, отвратно пахнущей и такой же противной на вкус, надо было лететь к духанщикам на вертолёте по обстреливаемому пространству. Обломки не одного вертолёта валялись среди каменистого ущелья – не все они после этого вновь вылетали на боевое задание.
Планы советского руководства по освобождению северных районов от оппозиции с помощью концентрации там боевой мощи, а затем переходом в соседний район, имели бы успех, если бы местные жители поддерживали советскую армию. Но стоило батальонам передислоцироваться, как моджахеды вновь атаковали их из только что освобождённых кишлаков. Вскоре на этот план махнули рукой, тем более что южные границы Советского союза надёжно прикрыли манёвренные группы пограничных войск, составив конкуренцию Сороковой армии, дислоцировавшейся в Афганистане.