А в небе стрижи
Шрифт:
Марина была благодарна Татьяне, подруге Игоря, за то, что она не оставляла её родителей. Они рассматривали фото, ища среди них самую свежую. И всё-таки нашли одну. На ней они с другом были в гражданской одежде – видимо, в увольнении – и ели мороженое. Да до того беспечно улыбались, как будто не было у них впереди никаких испытаний. Может быть, они о них знали, а может, и не догадывались вовсе.
В этот самый момент, когда с круглого стола зала, засыпанного фотографиями, девушки выхватывали то один, то другой снимок, вспоминая связанные с ним
Летом Марина уехала в другой город, не попрощавшись с ней. Она тогда сердилась на брата, который увёз её к бабушке в деревню, тогда как Алёнка могла запросто влюбить в себя его друга. Но сейчас об этом забылось. Она помогла подружке раздеться, подула на пушистую шапку из чернобурки, прежде чем положить её на полку, разгладила воротник пальто – какой красивый… А Алёнка засмущалась, чувствуя себя виноватой из-за того, что у Марины нет такого.
– Ой, ты поправилась! – воскликнула девушка, а её мать, подошедшая к двери, осуждающе взглянула на неё.
– Я теперь буду толстеть как на дрожжах, – проговорила Алёнка, поправляя свободный свитерок.
Но Марина, не понявшая взгляда матери, озабоченно переспросила:
– Что с тобой?
– Глупая, дай я тебе обниму, – с этими словами она прижалась к подружке, и та почувствовала плотный холмик её живота.
– Кажется, я начинаю понимать, в чём дело, – она отстранила Алёнку от себя, внимательно разглядывая её. – Замуж вышла?
– Давай об этом потом… Как вы поживаете? – обратилась она к матери подруги. – Есть ли новости от Игоря?
– Нет, доченька. – Улыбка сошла с лица женщины. – Никакой весточки от него… Всеми ночами Бога молю, чтобы уберёг его… – Слёзы, готовые пролиться, ещё дрожали в глазах.
– Мама, прекрати оплакивать его заранее. Всё хорошо с нашим Игорем, с ним всё будет хорошо. Правда, Таня? – обратилась она к вышедшей из зала девушке.
– Правда, – ответила та, но тоже заплакала.
– Ой, я совсем забыла, – отвлекла их Алёнка, чуть сам ударившаяся в рыдания, – я же торт принесла. – Она достала из целлофанового пакета коробку. – Кажется, не помяла…
– А и правда, давайте чай пить, – сказала тётя Надя. – Дочь, поставь чайник, а я отца подниму.
Таня вышла в кухню с Мариной.
Алёнке хватило одной минуты разглядеть на столе среди нескольких десятков снимков фотографию Саши. Зная, что это нехорошо, она всё-таки спрятала её под свитер и весь вечер проверяла, не выскользнула ли та из-за пояса юбки.
Вернувшись, Марина сгребла в коробку из-тод туфель все фотографии и расстелила скатерть.
– Заходи к ним почаще, Алён, к то они совсем есть перестали.
Словно в доказательство её слов, из спальни, застёгивая на ходу рубашку, вышел отец. Алёнка бы не узнала его, встреться с ним на улице: до того тот исхудал.
– Здравствуйте, дядя Коля.
– Здравствуй, Алёнка. Ты молодец, не побоялась чужих языков, зато у парня продолжение будет.
Татьяна опустила глаза,
– Всемирный потоп, – заключила Марина, ставя чайник на стол. – Ой, киевский – мой любимый, – восхитилась она, сняв крышку и облизывая палец.
И вновь разговор закрутился вокруг войны в Афганистане: негромкий, все пытались понять, зачем там наши войска, кому они помогают и кто там убивает их детей и любимых.
ГЛАВА 11
Алёнка ушла в девятом часу вечера. Она отказалась от того, чтобы её проводили, но когда спускалась по лестнице, навстречу ей шёл мужчина, наверное, раза в два старше Саши и очень похожий на него. Нет, глаза у него были другого цвета и ростом пониже, но всё равно… вот похожий чем-то…
Смотрел он так же, словно фотографировал, хотя и задержался на ней взглядом на несколько секунд. Она спустилась на один пролёт и оглянулась – он шёл к Кузнецовым.
Постояв, Алёнка побрела домой. Вдруг вспомнив, расстегнула пальто, подняла свитер и, найдя фотографию, остановилась под фонарём.
Он улыбался ей. Девушка прикоснулась губами к лицу, которое врезалось в её память. Господи! Она комсомолка, но обязательно будет верить в Бога, если он оставит Саньку в живых. Это несправедливо, если он даже не узнает, что у него будет ребёнок. Ей не надо алиментов, она вырастит… они вырастят: все, начиная от бабушки и заканчивая ворчливым папкой, ждут появления малыша. Мама вяжет носочки и шапочки, отец заказал детскую коляску и одежду в разных концах страны, куда едут его знакомые. Ей ничего от него не нужно, только немножко любви.
Алёнка знает, что за её спиной перешёптываются, но никто ни разу не сказал вслух о том, какая она глупая. А бабушкины подруги обязательно остановят и расспросят о самочувствии. Софочка молодец, она не умеет ни шить, ни вязать, но с ней интересно, как с подружкой. Она выпытывала у Алёнки, хороший ли Санька любовник, а девушка, краснея, ответила правду:
– Не знаю, я была с ним только один раз, а других у меня не было.
– Потому-то и залетела, что глупая, – Софочка сочувственно гладила её плечи и руки, когда Алёнку в очередной раз стошнило.
Они ходили с мамой к врачу – тот велел ей быть осторожной, потому что резус крови отрицательный, и если Алёнка не доносит этого младенца, то рождение второго может и не состояться.
Опасность патологий у ребёнка возрастает. Поэтому она, несмотря на то, что поправилась совсем немного, ходит медленно и нисколько не злится из-за тошноты.
«Больше положительных эмоций» – это указание в семье выполняют все, кроме Саши. Хоть бы узнать, что он жив и здоров и… и чуть-чуть любит её.
После ухода Алёнки в квартире Кузнецовых воцарилась тишина, которую, кашлянув, прервала мать: