А. Разумовский: Ночной император
Шрифт:
— Великая княгиня не уехала с охоты? — Разумовский спрашивал больше великого князя, но ответил Салтыков:
— Ее государыня позвала в свою свиту, а мне приказала сопровождать великого князя.
Алексей Разумовский внимательно посмотрел в глаза придворного ловеласа, но они не выражали ничего.
Разве что у великого князя — раздражение, да и то по другому поводу:
— Ушли!
— Кто? — не сразу смог отрешиться Алексей Разумовский от недавней баталии.
— Волки! Целый выводок! Загонщики прошляпили, пикинеры не смогли из-под собак взять… Да и мало их что-то сегодня. Куда они подевались, граф?
— Я разберусь с этим, ваше высочество. Как это можно — уйти! Мои вот не ушли.
— Да, граф? Вы счастливый охотник. Где же они?
— С моими людьми прямиком в Петербург отбыли. Там их славно разделают!
— Жаль, граф. Мне не доведется посмотреть…
— Не тужите, ваше высочество. Завтра же и продолжим охоту. Следующий волчара — обязательно ваш.
— Ах, граф, как вы любезны! Но, однако, мы что-то проголодались. Да и в горле пересохло.
— У меня тож. Поезжайте в Гостилицы. Я найду государыню — и следом за вами. Уверяю, стол накрывают отменный.
Он дал шпоры и пустил Дьявола в галоп, чтобы не слушать дальнейшую болтовню великого князя.
Государыню он вскоре нашел — она во главе своей свиты, в сопровождении великой княгини шажком продвигалась к Гостилицам, что на нее не походило.
Он пристроился сбоку, соображая, что бы это значило. Настроение у Елизаветы было преотличное. Она поманила его пальчиком. Алексей вплотную прижал Дьявола к Фридриху.
— А нам нельзя скакать, — шепнула Елизавета со счастливым блеском в глазах. — Мы чижолые.
— Мы?.. — что-то плохо сегодня соображал обычно всепонимающий обер-егермейстер.
— Вот именно — мы! — ликующе повторила Елизавета.
По глазам Екатерины, опущенным долу, он наконец-то и догадался. По-свойски, бесцеремонно воскликнул:
— С чем вас и поздравляю! Позвольте мне скакать вперед, чтобы распорядиться насчет обеда?
— Дозволяем, граф, — отвернула Елизавета Фридриха. — Хоть волков и упустили, но настроение-то у нас какое?..
— Распрекрасное, государыня! — уже с аллюра прокричал Алексей. — У меня тоже…
Торопя Дьявола к Гостилицам, он меньше всего думал об обеде. И даже о вести, что «мы чижолые». Ему не терпелось получить другую весть, от обер-прокурора Трубецкого. Пока Елизавета не дозналась…
V
Но такие деянья, как заговор с целью низвержения и убийства императрицы, и обер-прокурор сокрыть не мог. Выходило ведь посерьезнее, чем «дело Лопухиных»…
Подпоручик Иоасаф Батурин уже однажды содержался под арестом в Военной коллегии. Но — сбежал. И сейчас в бумагах именовался «праздношатающимся». Бузотер, пройдоха, пьяница, игрок — он скрывался не только от Военной коллегии, но и от своих сослуживцев, которым был по уши должен. Перед Военной коллегией он мог бы еще выкрутиться, — мол, умыкнул некие казенные суммы, которые следовало вернуть, — но в какую сторону от сослуживцев повернешь? Человек он был любопытствующий, к тому же начитанный, знал, каким способом в фавор попадают. Не иначе как через очередной дворцовый переворот. Он доподлинно изучил все предшествующие истории. Почему бы и ему не попасть в фавор? Вот тебе и долги, вот тебе и новые чины, надо полагать, весьма высокие. Если цесаревна Елизавета с помощью таких, как он, в одночасье вознеслась на трон, так почему бы и великому князю Петру Федоровичу не повторить тетушкин демарш? А ему, несчастному и бедному подпоручику, не занять место какого-то хохла Разумовского? Много ли надо! Убить Елизавету, убить ее хохла-прихлебателя — и баста. На троне Петр Федорович, новоявленный император! Он, само собой, щедро наградит своего радетеля. Жизнь будет в полном фаворе!
Оставалось немногое — осуществить свой замысел. Вот откуда и поползли слухи против Алексея Разумовского! Он-де правит государыней и не даёт ходу великому князю. А народ-то? Народ любит обиженных и униженных. Вот-вот! Знайте, православные: этот прихлебатель Разумовский сколотил целую команду из своих хохлов, которые и губят всех русских, кого от двора оттирают, кого и смерти тайно предают. Да и грабят — грабят самое императрицу. Дворцы начисто обдирают и все ценные вещи вывозят в Польшу. Опять же малороссияне, а особливо мать Разумовского — все они волшебники; мать-то и остудила самолично племянника перед теткой, теперь они как кошка с собакой. Ра-се-я! Бедная Расея! Доколе терпеть будешь?!
Батурин, игрок по натуре, умел ловко хитрованить. Он подговорил прапорщика Ржевского, вахмистра Урмежевского, подпоручика Тыртова, гренадеров Худышкина и Кетова, даже двух пикеров дворцовой псовой охоты, которые были ближе всего к царскому выезду в леса. А лес — он ведь все покроет. Там нет охранных полков, там только немногие сопроводители.
— Только бы его высочество дал нам знатную сумму денег, — говорил своим сообщникам Батурин. — А мы заарестуем весь дворец, и Алексея Разумовского, где ни найдем, с его единомышленниками, — всех в мелкие куски изрубим за то, что от него долго коронации нет его высочеству. А государыню до тех пор из дворца не выпустим, пока великий князь коронован не будет. И если на эту коронацию не согласятся архиереи, то мы принудим их силою, вытащим, где бы они ни были. Станут противиться, я сам архиерею голову отрублю, а если бунтом нейти, то его высочеству коронации никогда не бывать, потому что Алексей Григорьевич не допускает. И поэтому я соберу хотя небольшое число людей, наряжу их в маски, и, поймав Разумовского на охоте, мы его изрубим или другим способом смерти его искать будем. У меня уже собрано людей тысяч тридцать, да и еще наготове тысяч с двадцать. Будут нам помогать и большие люди: граф Бестужев, генерал Апраксин.
Ему дела не было, что главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал граф Степан Федорович Апраксин и канцлер граф Алексей Петрович Бестужев — личные добрые друзья Алексея Разумовского, а с Бестужевым они еще и свояки. Едва ли он все это и знал, а сообщники-то едва ль и фамилии слышали. Апломб был великий. Тридцать тысяч верных людей! Двадцать тысяч наготове. Графья! Сам великий князь в сообщниках!
Но дальше-то что? Деньги!
Пройдоха Батурин был достаточно умен, чтоб понимать: денег так вот сразу, нахрапом, от великого князя не получишь. А сообщникам надо пыль в глаза пустить.
Изворотливость завзятого игрока и помогла. Он сыскал некоего суконщика Кенжина и внушил ему, что послан самим великим князем. Подговаривай, брат, своих же фабричных к бунту. Ничего, будет грабеж против тебя же — окупится. Великий князь тороват на руку. Надо же содержать наших людей. Для начала, заимообразно, — 5000 рублей, всего лишь пять тысяч. Сторицей вернутся. Денег надо дать и фабричным.
Подпоручику Тыртову без тени сомнения говорил:
— Фабричных уже собрано с тридцать тысяч. С ними ночью нагрянем на дворец, государыню и весь двор заарестуем, а Разумовского публично убьем. Есть у меня именной указ великого князя, чтоб убить Разумовского.
Гренадерам Худышкину и Кетову и того хлеще:
— Вот мы хотим короновать его императорское высочество, будьте к тому склонны и объявите своим: которые тоже будут к тому склонны, тех его высочество пожалует капитанскими рангами и будут на капитанском жалованье, как теперь лейб-кампания.
Все прикладывались к образу и клялись, что если кто попадется, чтоб остальных не выдавал. Все равно ведь выручат.
Но — деньги. Опять деньги!
Всем скопом отправились к другому купцу, Ефиму Лукину. Беглый подпоручик назвался обер-кабинет-курьером. Прислан-де от великого князя с приказанием: взять у него, верного купца Лукина, 5000 рублей. Вернутся сторицей.