А. з.
Шрифт:
Выстрел прозвучал как разорвавшаяся граната. Максим хотел вжаться в стену, но её не оказалось сзади. Пролетев метр или два и даже не пытаясь сохранить равновесие, он врезался в брёвна. Затылок цокнул о дерево, клацнули зубы, из глаз брызнули слёзы. Максим рухнул на бок и обхватил руками больное колено.
Через несколько долгих секунд туман перед глазами рассеялся. Сява таращился из-под стола. Рядом с ним распластался Гвоздь. Бузук прятался за табуретом. Жила сидел на корточках, упираясь ладонями в половицы и пригибая шею. Шнобель вдавил своё щуплое тело в угол.
Максим скользнул взглядом по штанам стоящего рядом Хирурга, поднял голову и уставился на его лицо, открытое, спокойное, без толики испуга. С таким видом встречают смерть люди, которые давно её ждут. Для которых смерть — спасение.
Взирая перед собой, Хирург сказал одними губами:
— Не судьба.
Хрипатый передёрнул затвор, закинул ружьё за спину и вышел из избы.
— Это что было? — произнёс Гвоздь, рассматривая свой разбитый в кровь кулак.
Бузук дрожащей рукой дотянулся до оброненной кем-то сигареты, сделал несколько коротких затяжек:
— Этот день когда-нибудь кончится?
Жила выпрямился:
— Что за хрень тут творится?
На трясущихся ногах приблизился к бадье. Хотел её поднять, но она выскальзывала из ладоней. Наконец ему удалось набрать в рот воды. Жила тут же начал отплёвываться. Прижал руку к животу и выскочил на крыльцо. По издаваемым звукам стало понятно, что его стошнило.
Сява вылез из-под стола, заглянул в ведро:
— Едрическая сила! Вода как из болота. Зелёная, и в ней что-то плавает.
Гвоздь подхватил бадью:
— Пойду свежей наберу. Язык к нёбу прилип. — И удалился.
— Надо воздуха дыхнуть, — проговорил Бузук и неровной походкой направился к выходу.
Сява метнулся за ним:
— Курнуть оставь.
Максим встал на ноги. Не успел сделать и трёх шагов к Шнобелю, чтобы помочь ему подняться, как Хирург предостерёг:
— Не трогай его.
— Он заразный?
— Опущенный.
Максим оглянулся:
— В смысле?
— Как бы тебе объяснить? Тюремный педик. Таких бьют только ногами и трогают только членом. И к вещам опущенного нельзя прикасаться. Вот валяется стаканчик, пусть валяется.
— Мы не в тюрьме. А я не заключённый, чтобы следовать вашим правилам.
— В стае волков вой по-волчьи, иначе не выживешь.
Максим сел на табурет. Наблюдая, как Шнобель выползает на крыльцо, провёл ладонью по губам.
— Жалко? — спросил Хирург и тоже расположился за столом.
— Не знаю… Но так нельзя.
— Легко быть правильным, пока тебя не касается. А если бы он изнасиловал и убил твоего ребёнка? Как бы ты запел?
Максим сложил руки на шершавых досках, уронил голову на грудь:
— Откуда вы сбежали?
— Поезд сошёл с рельсов. Длинный состав, гружённый лесом. И вот эта махина пошла под откос. Настоящее месиво: машины, люди, платформы, брёвна.
— Вы ехали в вагоне?
— В автозаке. Нас везли на железнодорожную станцию. Там мы должны были погрузиться в вагонзак и пойти по этапу. На новое место отбывания заключения. Я толком не понял, что произошло. Рядом что-то рвануло. Думаю, бензовоз. Автозак начал дёргаться. Хотел выехать из колонны или что-то типа того. Потом свисток поезда. Скрежет. Автозак пошёл юзом. Его чем-то зацепило и поволокло. Братва как заорёт! Конвой открыл камеры. Нас тридцать два человека, а конвоиров четверо. Я вылез одним из первых. Впереди огонь до неба, сзади автобусы, фуры, грузовики. Люди кричат. Потом звук, словно лопнули стальные канаты. Покатились брёвна. Я побежал. Сначала просто бежал. Думал, пережду на безопасном расстоянии и вернусь. Потом встретил этих.
— Говоришь, тридцать два человека? И все сбежали?
— Не знаю. Думаю, из автозака выбрались не все. Его брёвнами завалило.
Максим покивал. Ну конечно! Это тот самый состав, из-за которого ему, Олегу и Андрею пришлось добираться до заповедника другой дорогой. Максим не дошёл до железнодорожного переезда, где произошло крушение: полицейские оцепили всю территорию. Потому он понятия не имел о масштабах катастрофы. Но если всё, что рассказал Хирург, — правда, то Олег вряд ли сумеет дозвониться до командира поисково-спасательного отряда: все спасатели, и не только местные, разбирают завалы. И полиция вся там. Знать бы, сколько сейчас времени.
Максим уцепился за ремень рюкзака, придвинул к себе. Запустил пальцы в боковой карман. Чехла для солнцезащитных очков, в котором лежали часы, в нём не оказалось.
— Этого лучше не делать, — предупредил Хирург.
— Почему? Это мой рюкзак.
— Уже нет.
— Бред какой-то.
— Хирург! — донёсся снаружи голос Бузука. — Тащи сюда свою задницу! И дружка тащи.
— Идём! — крикнул он. Встал из-за стола и с сочувствием посмотрел на Максима. — Не знаю, что ты задумал, но мой совет: держись Бузука. Ты нужен только ему.
— 20 ~
Оранжевый шнур несколькими кольцами обвивал поворотное бревно для подъёма ведра. Один конец верёвки петлями устилал землю возле сруба. Другой конец, более короткий и натянутый как струна, скрывался в непроницаемой темноте колодца. Изрыгая проклятия, Гвоздь дёргал изогнутую рукоятку ворота, но она не двигалась с места. Заклинило намертво.
Плюнув с досадой, Гвоздь налёг грудью на край колодца и потянул верёвку вверх, перебирая её руками. Бадья казалась свинцовой, а не деревянной, хотя воды в ней помещалось едва ли больше двадцати литров. Туго сплетённые капроновые нити впивались в ладони, грозя вспороть кожу. По лицу и спине струился пот. Напряжённые мышцы горели огнём.
Кряхтя и облизывая раны на губах, Гвоздь всматривался в черноту узкой шахты, с жадностью вдыхал запах влажной древесины. И вдруг понял, что сумрачная глубина всасывает его, заставляет свешиваться с бортика всё ниже и ниже. Он наваливался на край колодца уже не грудью, а животом. Ещё секунда, и ноги оторвутся от земли.
По телу пробежала холодная дрожь. Заныли ступни. Гвоздь рывком подался назад, упёрся коленями в брёвна и что есть силы заработал руками. Наконец, расплёскивая воду, поставил бадью на угол сруба и, боясь упасть, вцепился в поржавевшую ручку ворота.