А. з.
Шрифт:
— Давай сюда.
— Не отпускай язык. Я приведу его в чувство, — проговорил Максим и принялся щипать Гвоздя и бить его по щекам.
Послышалось мычание.
Одной рукой Хирург зажимал Гвоздю нос, другой рукой черпал стаканчиком воду из ведра и вливал в раззявленный рот. Гвоздь глотал, кашлял, плевался и снова глотал. Максим перевернул его на живот, обхватил руками за талию и рывком поднял, перегибая поясницу. Засунув в рот Гвоздя пальцы, Хирург нажал на корень языка. Зэка вырвало.
Жила отскочил в сторону и, стряхивая с себя брызги, выругался:
— Едрить-колотить!
Уложив бедолагу на спину, Максим увидел в траве свою фляжку с коньяком и хотел поднять её. Но Бузук, подобно фокуснику, провёл ладонью над травой, и фляжка исчезла. Зыркнул на Жилу и Сяву, будто желал удостовериться, что они ничего не заметили. И, утратив интерес к судьбе приятеля, уселся возле дерева.
Гвоздю промыли желудок ещё дважды, благо он был почти пустым и последний раз вышла чистая вода.
Окончательно ослабший Гвоздь погружался в сон. Максим отвесил ему оплеуху:
— Не спать! — Обратился Бузуку: — В аптечке есть активированный уголь.
Бузук в свою очередь махнул Жиле:
— Неси аптечку.
Жила вбежал в дом и проорал:
— Твою мать! — Слетел с крыльца. Упав на четвереньки, заглянул под избу. — Сука! Смылся!
— Кто? — не понял Бузук.
— Шнобель! Эта крыса стащила рюкзак.
Упираясь кулаками в землю, Бузук встал:
— Ты чё мелешь?
Схватив рубашку, Жила кинулся в заросли:
— Я найду тебя, Шнобель Найду и спрошу как с гада. Ты покойник, Шнобель! Я ж тебя собственное дерьмо жрать заставлю!
Бузук поднялся по ступеням и замер на пороге. На столе пусто. В полу открыта дверца несуществующего погреба.
— Что там? — спросил Сява, нервно пританцовывая за спиной Бузука.
— Набери воды, Дружку и Хирургу надо ополоснуться, — велел Бузук. Сел на крыльцо и, глядя на небо, вытащил из кармана пачку сигарет.
— 21 ~
Гвоздь спал. Стискивая его запястье, Максим считал пульс, а сам украдкой наблюдал за Хирургом. Склоняясь над ведром, тот тщательно мыл ладони и пальцы.
Одна из тюремных заповедей гласит: «Не верь». Непреложное предписание не возникло на пустом месте. А значит, в тюрьме ложь — обыденная вещь. Надо полагать, что в этой беглой компании все лгут напропалую: о себе, о своём прошлом, о жизни в целом. И едва ли знают, кем на самом деле являются их приятели. Вполне возможно, что этому зэку интеллигентной внешности дали кличку за какие-то медицинские навыки, а он с этой кличкой сжился и на вопрос Максима: «Ты правда хирург?» — без угрызений совести дал ложный ответ. Максим ведь тоже солгал им не моргнув глазом, когда представился проводником.
Работники многих профессий разбираются в лекарствах и умеют оказывать первую помощь; в действительности Хирург мог быть моряком, солдатом, пожарным, специалистом по охране труда… Но! Максим никогда не видел, чтобы кто-то из спасателей или пожарных мыл руки так, как это делал зэк, столь непохожий на остальных уголовников. Заученные и отточенные движения выдавали в нём врача-профессионала. В этом Хирург не солгал.
Хотелось верить, что он никого не убил. Внутренний голос подкидывал Максиму разные варианты: Хирург попался на взятке, скрыл доходы и не уплатил налоги… Рассудок отметал предположения. Люди, совершившие подобные проступки, вряд ли сидят в одной исправительной колонии с матёрыми преступниками. А в этой компашке собрались воры, убийцы и насильники, даже есть «авторитет», — значит, Хирург им под стать. На вопрос о врачебной ошибке он ничего не ответил. Сказал только, что он хуже остальных. Что для врача может быть хуже?
— Максим, иди умойся, — позвал Хирург.
Уложив Гвоздя на бок, чтобы тот во сне не захлебнулся рвотной массой, если вдруг его стошнит, Максим подошёл к крыльцу. Опёрся руками на ободок бадьи и погрузил голову в воду. Мечта сбылась. Пульсация крови в лобной части и жжение в затылке ослабли. Только шум в ушах стал сильнее, будто где-то рядом гудели провода высоковольтной линии электропередач.
Разогнув спину, Максим расстегнул куртку и полой промокнул подбородок — единственное на лице место, которое не отекло и не занемело.
Бузук, ранее словоохотливый и любопытный, с отстранённым видом попыхивал сигаретой. Почему не проявляет интереса к Гвоздю? Сидит на крыльце, а не рядом с приятелем. Не смотрит на него и ни о чём не спрашивает. Наверное, причина равнодушия кроется во фляжке, которую Гвоздь якобы убрал в рюкзак, а сам припрятал в кармане.
Или Бузука удивило рвение Максима оказать помощь зэку, причастному к убийству паренька, чьи кроссовки сейчас так любовно зашнуровывает Сява? Максим не думал, кем является Гвоздь, когда тот упал наземь. Участвуя в поисково-спасательных операциях, он никогда не задавался вопросом, кто эти люди, которых он ищет. Так и тут. Отключились все чувства, кроме желания помочь. Это сейчас, когда улеглись эмоции, пришло осознание, кого он пытался спасти.
Опустившись на корточки перед Гвоздём, Хирург притронулся к его шее:
— Холодный как ледышка. Пульс нитевидный. Сомневаюсь, что он проснётся.
— Доза убойная, — поддакнул Максим, застёгивая куртку.
— На всё божья воля, — вымолвил Бузук и протянул Сяве сигарету. — Передай Хрипатому.
— Веришь в Бога? — спросил Максим, наблюдая, как Сява с сигаретой в руке вскарабкивается по лестнице к чердаку. И даже украдкой не затянулся, хотя мог изловчиться. Похоже, слово «авторитета» для них закон. А Гвоздь этот закон нарушил.
— Присядь, дружок, — сказал Бузук. — Не бойся, я не кусаюсь.
Из уст главаря прозвучала вторая тюремная заповедь. Максим не сумеет её соблюсти. Он боялся. Но не того, на что намекал Бузук. Максим боялся, что Олег не дозвонился куда надо или забыл координаты квадрата и пустил спасателей и оперативников по ложному следу. Боялся, что аномальная зона перестанет быть зоной и уголовники выпорхнут на волю, как бабочки из дырявого сачка. Все остальные страхи отошли на второй план.
Максим убрал бадью с крыльца, расположился на ступенях и вытянул вперёд больную ногу. Ещё недавно черепашья повязка плотно облегала колено, но не сдавливала мягкие ткани, теперь эластичный бинт впивался в тело. Колено распухло… По-хорошему надо бы снять штанину и заново наложить повязку.