A.D. 2059. Необратимые последствия
Шрифт:
Или многоэтажной перевернутой пирамидой, кишащей легко управляемыми и внушаемыми людьми. Большая часть из них фактически стала рабами, существующими лишь для того, чтобы обслуживать крошечную горстку влиятельных и важных персон.
Это была их плата за билет в рай, так сказать. Жители Демополиса знали, что по ту сторону гермоворот их ждала лютая смерть и поэтому были готовы на все, терпели любые унижения, только чтобы жить в относительной безопасности и иметь хлеб, воду да кров над головой. Чтобы дышать очищенным, а не зараженным альфа и бета частицами воздухом.
Впрочем, и до Катастрофы жилось ненамного лучше: Мегаполис-101 насквозь был пропитан ненавистью. Его распирало от скопившегося, как газы в кишечнике, негатива. Люди паразитировали друг на друге. Все эти бесчисленные доморощенные менеджеры и аудиторы, погрязшие в иллюзии собственной «эффективности и значимости», все как один в одинаковых приталенных кашемировых костюмах, с однообразными прическами типа андеркат и самодовольными лицами. Их вечно что-то клянчащие пафосные «девчули» с мерзнущими оголенными лодыжками, париками, накладными ресницами и раздутыми с помощью имплантов губками. Ничего особенного из себя не представляя, они, однако, не упускали случая пустить пыль в глаза своим родителям или начальству и с удовольствием вытирали ноги о подчиненных.
Все они просто ужасно мешали друг другу жить.
И ничего с этим нельзя было поделать. Огромный город придавил человека, прижал его лицом к земле и заставил приспособиться к «лежачему» образу жизни. А потом, стоит смириться, привыкнуть, появляется возможность передвигаться куда захочешь, но только лёжа на брюхе, не поднимая головы. Как это делают тараканы. И некуда бежать. Да и какой в этом смысл?
Люди стали похожи на тени, научились имитировать интерес друг к другу.
«Как дела? Приболел, да? Ай-яй-яй! Ну лечись давай, всего тебе!»
Банальный набор фраз с поддельными эмоциями и пустыми жестами.
Зато после Перелома притворяться любезными больше не имело смысла.
Часть тех, кто чудом выжил в тот день, убедили себя в том, что это террористы взорвали бомбы, сумев захватить ядерные боеголовки или еще какое-нибудь смертоносное оружие массового поражения. Во славу своих Богов они привели разрушительные механизмы в действие и, погибнув сами, забрали с собой большую часть населения страны. Стоит признать, что на фоне шаткой геополитической ситуации того времени подобные предположения звучали довольно убедительно.
Другая часть уцелевших утверждала, что в «день икс» Мегаполис-101 накрыло невидимым куполом, сквозь который невозможно было пробиться ни человеку, ни машине. Все произошло практически мгновенно. По их словам, это была не ядерная война, нет! Что-то еще более непредсказуемое и… зловещее. Окружающее пространство словно трансформировалось, преобразилось до неузнаваемости. Некоторые здания уцелели, но другие просто рассыпались, деревья сгорели и превратились в черные головешки, машины заглохли навсегда – их электронные мозги, наделенные искусственным интеллектом, расплавились.
Как бы то ни было, конец мира наступил быстро.
А вместе с ним пришла тишина.
Всеобъемлющее. Гнетущее. Безмолвие.
Некогда переполненный светом и огнями город погрузился во тьму. Люминесцентные и светодиодные лампы, горящие у каждого дома, в каждом окне, погасли. Автономные рекламные модули, проецируемые прямо в небо бегущие строки и логотипы корпораций исчезли немного позже, продержавшись на своих батареях довольно долго. Некоторые из них продолжали работать даже спустя два года.
Но вот куда делись миллионы погибших жителей – этот вопрос Ян начал задавать себе с того самого дня, когда впервые поднялся на поверхность после Катаклизма.
«Ну не испарились же они все, в конце концов?»
Совершая поначалу короткие вылазки в радиусе не больше ста – ста пятидесяти метров от точки выхода, он иногда натыкался на останки какого-нибудь бывшего босса, отныне тихо-мирно разлагающегося на заднем сидении иномарки бизнес-класса или на торчащие из разбитого лобового стекла кости ДПСника, начисто обглоданные птицами или кем-то еще. Понимая масштабы случившейся трагедии, Ян ожидал увидеть там, в центре огромного города, горы трупов или, наоборот, множество живых людей. Но, к своему изумлению, не обнаружил ни того, ни другого. Оглушенный внезапной тишиной безлюдный Мегаполис будто бы дал обет молчания и не собирался раскрывать тайну исчезновения своих бывших хозяев.
Ян хорошо запомнил тот день. Даже лучше, чем всю свою жизнь до Перелома. Это случилось поздней осенью, вцепившейся в город мёртвой хваткой: редкие деревья, полностью осыпав листву, стояли голые, все чаще и чаще шел снег с дождём, отчего улицы и здания потускнели, одним лишь своим видом угнетая людей.
Солнце неделями не выходило из-за туч и это считалось нормой. В Мегаполисе царила дождливая, мрачная погода.
Улицы города как всегда были запружены людьми. Они торопились по своим делам: кто-то, выбежав из дома, мчался к остановке общественного транспорта, кто-то забегал в магазин, аптеку, казалось, совершенно без разбора, только чтобы что-то делать, но на самом деле следуя четко построенному перед глазами системой дополненной реальности маршруту. На лицах людей – маски надменности и безразличия.
Ян тоже бойко шагал по тротуару, усыпанному высохшими листьями, по пути разглядывая дома по обеим сторонам улицы, на прозрачных, позволяющих регулировать количество поступающего в помещение света, фасадах которых мельтешили проецируемые голограммы рекламных объявлений от агентств недвижимости. Их было так много, и они казались настолько одинаковыми, что ему вскоре наскучило это занятие.
В городе преобладала кинетическая архитектура, что соотносилось со всеобщим трендом на внедрение «зеленых» технологий. Современные здания не только экономили энергию, но и были способны сами производить ее в необходимом количестве за счет особой формы фасада, улавливающей и направляющей ветер через батарею встроенных турбогенераторов.
«Добро пожаловать в наши многоэтажные гробы премиум-класса! В них вы будете чувствовать себя как в своей тарелке».
Вдруг его кто-то тихо позвал:
– Дядь, подай на хлеб, пожалуйста! Я сирота, дядь!
Холодная, почти прозрачная ручонка дотронулась до его ладони, и Ян остановился. Перед ним стояла маленькая девочка лет семи-восьми, с протянутой левой рукой. Правая была перевязана тряпкой. Лицо ее, смутно знакомое, было все в ссадинах. Светлые глаза смотрели исподлобья на взрослого «дяденьку». Грязное тряпье висело на теле, словно на вешалке –так она была худа.