аа
Шрифт:
– Чему ты так радуешься? – хмурит она ботоксный лоб. – Что, в «Данкин донатс» теперь жарят пончики на антидепрессантах?
Синяя птица мечты поет в груди.
– Спасибо, что позвонили в Медицинскую группу Брекенриджа, мисс Миранда Притчард на линии!
Медсестра Фаулер закатывает глаза и топает прочь.
Ей невдомек.
Здесь никто не знает.
Это мой маленький грязный секрет.
Спустя четырнадцать фунтов и один одежный размер медсестра Фаулер говорит всем, кто готов ее слушать:
– Притчард такая
Я грежу наяву:
«Локоток-ладошка, глубоко дыши,
Нос повыше, улыбайся и маши».
Держа бедра наизготовку, медсестра Фаулер призывает:
– И будьте бдительны, если вдруг завоняет тухлыми яйцами. Это бывает не только от того, что кто-то пернул.
Я разворачиваю второй гамбургер и слышу, как ее пухлые губы произносят:
– Точно так же пахнет пластиковая взрывчатка.
Я думаю:
«Плечи прямо. Взгляд направо.
Взгляд налево. И вперед».
– Дуреха, это сульфид аммония, – фыркает доктор Аллен. – Ставлю три к одному, она опять на таблетках. С кем поспорим?
«Апидексин», «Фенфедра» и «Декаслим».
«Лептовокс» и «Липофьюз».
Девяносто три процента неудач.
Когда ищешь один успешный вариант из десяти тысяч возможных разочарований, сложнее всего убрать из уравнения свою покорность и силу воли. Найти способ, который позволит быть собой. Остальное – дело времени.
Сколько бы его ни потребовалось.
Еще один месяц.
Спустя двадцать четыре фунта и три одежных размера, когда одиннадцать шоколадных эклеров взывают к возмездию из моего живота, а голая задница елозит по заваленному бумагами столу, я насчитываю – одно, два, четыре – четыре пигментных пятна на черенке доктора Спайсера каждый раз, когда тот вынимает его из меня.
– Черт, ну ты и похудела! – пыхтит он.
Я перевожу взгляд на обои с плюшевыми мишками, обрамляющие стойку с брошюрами: порок сердца, рак простаты, гипогликемия.
Аутизм… опухоль головного мозга… герпес…
Об меня ритмично ударяются его паховые волосы с алюминиевым отливом. Желудок прихватывает, и я тихонько скулю.
Глаза доктора Спайсера высыхают и округляются.
– Ты кончаешь?
Он ускоряется, бледный бугристый член подрагивает, галстук с героями «Луни тьюнс» отлетает от живота с каждым толчком.
– Кончаешь, да?
…мышечная дистрофия… врожденное слабоумие…
Нос повыше, улыбайся и маши.
– Ага, – бормочу я.
Но удары уже сливаются в один глубокий долгий рывок, и кремовая начинка, наполнив меня, как пирожное, сочится через края.
Кап-кап.
Доктор Спайсер тяжело дышит, промокает галстуком лоб и щеки: поросенок Порки и Уилл И. Койот преграждают дорогу кофейному запаху изо рта. На серовато-коричневый линолеум шлепаются белые капли. Влажный галстук
– Ты предохраняешься? – спрашивает док, не обращая внимания на эластичные нити, свисающие с его члена, как тарзанка.
Плюх.
Снова спазмы, я пытаюсь сдержать гримасу, впиваюсь пальцами в стол для обследований и ломаю пару ногтей. Очередной стон.
– Да, мне тоже понравилось. – Он улыбается, ковыляет со спущенными брюками к стойке, достает из жестяного дозатора бумажное полотенце и вытирает член. – Нет, правда. – Он комкает и выбрасывает бумагу, словно не замечая, что моя вагина пускает слюни. – Предохраняешься?
Мужики всегда так – сначала кончат, потом спрашивают.
– Медицинская группа Брекенриджа – пожалуйста, оставайтесь на линии, – выдыхаю я в ответ на сигнал гарнитуры. Доктор Спайсер заносит ручку над рецептурным бланком. Мне по-прежнему нечем подтереться.
– Пропишу «Левонелль»… на всякий случай, – бормочет он.
– Да предохраняюсь я! А теперь, может, поднимешь задницу и подашь полотенце?
Я уже начала падать в его глазах.
До намеченного веса еще худеть и худеть, но я уже вернулась к прежней чудовищной сущности: маленькая мисс Миранда Прит-чёрт, супервагина. Коллеги, совсем как знакомые мальчики в старые времена, чешут затылки и гадают, как эта покорная секретарша стала такой неприступной. Вместо научного центра у них – офисный кулер.
(11:04) Доктор Лэнгли:
– Ставлю на мет.
(11:04) Доктор Алмер:
– Штуку баксов на домашнюю колонотерапию и спиды.
(11:05) Доктор Девилль:
– Что бы это ни было, у него явно есть побочные эффекты.
Слухи доходят урывками, но никто из врачей даже не дает себе труд подумать, до какой степени ответственен за такое поведение мой новый друг. С кем поведешься, от того и наберешься.
(13:04) Медсестра Фаулер:
– Эй, вешалка, пойдем перекусим. В таком виде тебе на примерку нельзя, надо что-то делать.
Гарнитура сигналит, и я говорю:
– Брекенридж – пожалуйста, оставайтесь на линии.
Моя подельница Хизер Фаулер достает из сумки пузырьки и коробочки.
Я глотаю третью за день таблетку «Перкосета» и прикидываю, как скоро доктору Ричардсу, Кэмдену или Лейси надоест продлевать мне рецепт.
Хизер трактует мой отстраненный взгляд по-своему.
– Не налегай на «Перкосет», если не хочешь в обморок хлопнуться.
За плечами – много месяцев и одежных размеров, на носу час «Ч», а спазмы совершенно невыносимы. Игра, поначалу такая невинная, хотя и небезопасная, стала рутиной – я теперь только и делаю, что пытаюсь удержать себя на плаву. Фаулер ничего не знает о моем эффективном методе, что не мешает ей рьяно меня поддерживать: пищевыми добавками, косметикой и советами бывалого профи. Я будто сдала ей внаем свою жизнь, а она за это укрепляет мою красоту и жизнеспособность.