Абонент вне сети
Шрифт:
– А ты Карузо знаешь? А Шаляпина? А Паваротти? – Палыч наливался гневом. – Нет! Тогда сядь и не гунди!
Инга испуганно оглянулась в поисках поддержки.
– А что это вы мою подругу в моем доме… – начала Лика.
– А ты вообще пошла на хрен, – маэстро махнул на хозяйку рукой. – Кур-р-рва.
– Стоп-стоп-стоп, – я подскочил к Когану и обнял его за плечи. – Борис Палыч, почему безобразничаем? Почему девушку по маме обложили?
– А она Карузо не знает.
– Так вы и есть Карузо! И это все знают. Вы же народный артист! Пойдемте потихоньку одеваться.
Заливая
Палыч наклонился к ботинкам и издал звук, похожий на обрывок соло на саксофоне. Я сообщил людям, что провожу маэстро до такси. Люба пожелала пойти с нами.
– А где посошок? – поинтересовался Палыч в дверях. – Стремянная? Пристяжная?
– Кончилось все, – я подтолкнул его на лестницу. – Глотки-то у нас какие!
– Ничего святого не осталось в людях, – проворчал старик выходя.
– Встретимся в суде! – крикнул ему вслед Коля.
Дворами Коган пел. В такие моменты он обязательно останавливался, чтобы вспомнить текст и набрать воздух в легкие. В итоге за пятнадцать минут мы не одолели и половины пути до Наличной улицы. В юности мы уже сталкивались с такой проблемой. Тогда кто-то из нас, учеников, выхватывал у маэстро хозяйственную сумку с партитурами его произведений, которыми он крайне дорожил, но имел в единственном экземпляре и постоянно носил с собой. После этого композитор несся за похитителем как молодой гиппопотам. В отсутствие нотных тетрадей, я попытался напугать Палыча скорым разводом мостов. Он бодро прошагал метров тридцать, после чего остановился, сказал, что останется у меня, и запел.
Спустя минут двадцать его удалось затолкать в машину, строго наказав водителю везти тело домой в Веселый поселок и ни в коем случае не выпускать у злачных мест. Напоследок Коган строго посмотрел на меня и Любу.
– Ты веди ее в парадняк и люби, – наказал он. – А я поехал в «Метрополь».
На обратном пути Люба сказала, что устала, и попросила проводить ее домой. Пока я соображал, мы увидели всю нашу компанию, выкатывающуюся из подъезда Лики. Все были заряжены на подвиги, только Веру Николаевну оставили мыть посуду. Тихонов и Пухов все-таки убедили всех ехать в «Степашку» снять стресс. Лика облачилась в джинсы и ботинки, удобные для танцев. Я начал отказываться от «Степашки», ссылаясь на усталость.
– Это отрицательно тебя характеризует, – обиделся Тихонов. – И так редко собираемся.
Из него выпрыгивал старый добрый Юрик, и мне пришлось показать глазами на Любу, чтобы он снял свои претензии.
– Ну потом подтягивайся, – он стукнул мне кулаком в плечо. – И вообще, звони. Нужно чаще встречаться.
Интермеццо о сталкере, космосе души и необитаемом острове
Поезд забавно крякнул, словно удивляясь моей глупости, и устремился к своему ненаглядному пункту Б. А я достал сигарету и с наслаждением закурил, вдыхая никотин пополам с ветром.
– Молодой человек, – вдруг услышал я рядом с собой. – А поездов-то на Питер сегодня больше не будет.
За моей спиной как из-под земли вырос коренастый усатый мужичок лет сорока в кожаной куртке, резиновых сапогах и фуражке с кокардой РЖД.
– Не будет, говорю, поездов, – туземец наклонил ко мне голову, видимо, чтобы его слова лучше до меня доходили. Он решил, что я опоздал на электричку в Петербург, и на его лице сквозило искреннее беспокойство за чужака, уже подзабытое мной в городской жизни.
– Не волнуйтесь, – говорю, – я только приехал. Отдыхать буду.
Он смотрел на меня как будто я подбирал бермудские шорты на остров Врангеля.
– Так нет же тут никого. Не сезон еще, – его взгляд вдруг забегал по мне с подозрением. – Налегке, я смотрю, путешествуете.
Вместо ответа я показал ему пачку денег.
– С такой котлетой можно и налегке, – согласился железнодорожник. Он держал лицо, словно и у него в карманах было больше пятидесяти рублей. – Только охотиться еще нельзя. Рыбачить тоже нельзя, но если осторожно, то можно.
– Да мне бы просто птичек послушать, – объяснил я. – Созерцать божественную природу, варить макароны на костре.
– Ты в розыске, что ли? – напрямик спросил он. – Или должен кому?
– Нет.
– А зачем схорониться хочешь?
Я хотел было рассказать ему о конфликте личности и общества на собственном примере, но в итоге решил, что это бросит нашу беседу на новый виток непонимания.
– А мне делать не хрен, – с вызовом сказал я. – Деньги есть, счастья нет.
Я еще раз убедился, что с людьми надо говорить на понятном им языке. На его лице проступило доверие, с каким, вероятно, общаются между собой бывшие акционеры ЮКОСа.
– Ты надолго? – спросил он.
Я пожал плечами, а он пригласил следовать за ним.
Мы спустились с перрона, перешагнули через рельсы и зашли в молчаливый лес, еще не отошедший от зимней спячки и хранивший сахарные полоски снега. Лесная тропинка была твердой и узкой, а железнодорожник шел по ней, не глядя себе под ноги, как ходят люди, впервые прошедшие здесь в пятилетнем возрасте.