Абордажная доля
Шрифт:
— Руки, глаза и другие источники информации и удовольствий. А еще… как это у вас называется? Страховка. Даже когда противники слабы, а автоматика безупречно надежна, стоит помнить о Нем, — проговорил мужчина, явственно выделив интонацией последнее слово. — Должны быть те, кто в случае сбоя выступит щитом. Твои сородичи прекрасно для этого подходят.
— И чем человеческие капитаны превосходят ваших? Ведь если вы отдаете им предпочтение, значит — превосходят.
— О, это просто, — рассмеялся Акро. Резко, неприятно, да и глаза остались холодными. — Своим наличием. Желанием
— Догадываюсь, — кивнул я. — И, судя по тому, что я сейчас разговариваю с тобой, догадка правильная. Координатор схрона — это тот, кто может управлять станцией, верно? Не так, как сейчас делают это обитающие тут пираты, просто перегоняя с места на место, а по-настоящему.
— Верно, — медленно кивнул Акро. — Может, ты еще и догадываешься, что тебя ждет?
— Не люблю гадать, предпочитаю факты и конкретные вопросы, — отозвался я спокойно и добавил со смешком: — Не передумаю.
— О, этого бы ты не сумел при всем желании, — пренебрежительно повел рукой Акро. — Три этапа, три узла, три точки… Хорошее число. Если Он поможет трижды — значит, так надо.
— Он — это кто? — Я слегка подобрался, хотя и предполагал, что внятного ответа не последует. Или последует, но ответ мне не поможет.
— Тот, кто управляет всем, от микромира до макромира. Впрочем, я отвлекся. Можно было обойтись без этого разговора, но я хотел спросить: зачем тебе вот это? — Он дернул головой, с непонятной брезгливостью указывая на Алису. — Не хочешь избавиться от этой обузы?
Девушка напряглась и вцепилась в мою броню крепче, я в ответ легко, успокаивающе погладил ее поясницу и, не вдаваясь в подробности, коротко уронил:
— Воздержусь.
— Глупо, — бросил Акро. — Нам нравится ваша цивилизация. Молодая и жадная. Но есть недостатки, свойственные вот этой самой молодости… Зачем таскать с собой инкубатор, да еще и не пользоваться им? Зачем вы вообще ими пользуетесь, если достигли достаточного уровня развития, чтобы отказаться от этого природного дефекта?
— Недостаток молодости, — отмахнулся я и предупреждающе сжал локоть Алисы, которая от таких высказываний забыла о собственных страхах и вскипела.
Какой смысл спорить о подобных вещах с существом, имеющим совсем другую мораль и одновременно с этим воспринимающим тебя отсталым дикарем, априори неспособным высказать какую-то дельную мысль?
— Значит, не терпится приступить к самому интересному? Хм. Я поставил на то, что первый этап ты все же пройдешь, так что не подведи.
И темнота нахлынула вновь, уже почти привычно.
Алиса Лесина
Мир раскололся. С грохотом и вспышкой, обдал одновременно холодом и жаром, ударил меня всей плоскостью и побарабанил по спине. Хлопнул по ушам, оставив в них звон.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и осознать: мир цел, я тоже почти цела, и даже чувствую себя куда лучше, чем несколько минут назад. Синяки
Успокаивая себя тем, что взрыв не обязательно говорит о чем-то ужасном, а может быть просто случайностью или порождением моей собственной фантазии, я приподнялась на локтях из смешанного с землей серо-коричневого, тяжелого, подтаявшего снега, чтобы оглядеться. От увиденного словно льдинка скользнула вдоль позвоночника.
В небе горели звезды — крупные, яркие, загадочно мерцающие, а над горизонтом трепыхалось зеленое полотнище полярного сияния. И если смотреть только туда, в небо, картина завораживала своей красотой, покоем и безмятежностью. Земля же была отражением неба — кривым и страшным.
Холмистая, черно-белая долина чашей лежала между высоких гор, и здесь, среди снегов, сейчас было почти жарко: тут и там полыхали чадящие белые огни, своей пляской и мерцанием словно передразнивающие звезды. Я так и не поняла, что именно горело, — казалось, будто сама земля и камни. В воздухе висел плотный запах гари, разбавленный сладковатым душком смерти.
Вокруг неподвижно лежали тела, вповалку — мертвые ли, живые — я не знала и не могла знать. Где-то в стороне громыхало и сверкало особенно ярко, оттуда ветер вместе с грохотом доносил отзвуки голосов. Я лежала на краю воронки. Не от того взрыва, который опрокинул меня на землю: если бы оказалась настолько близко, меня бы уже не было.
Словно в подтверждение этих мыслей, возвращая меня к реальности, над головой низко, с оттяжкой, просвистело, опять громыхнуло и опять где-то рядом. Там расцвел новый белый огонь. Я всем телом вжалась в дрогнувшую землю, зажмурилась и стиснула зубы. Страх подкатил к горлу, мешал дышать.
— Глеб, ну где же ты? — всхлипнула я почти беззвучно.
Но пирата рядом не было. Вообще никого живого не было. Только огонь и перемешанная со снегом земля.
Я хочу проснуться. Где угодно, как угодно, но сейчас!
Опять рвануло. Показалось, что еще ближе. Я закусила губу и тихонько заскулила от страха.
Вин! Пожалуйста, пусть все это кончится! В чем, когда я провинилась? Перед кем? Лучше бы Клякса согласился избавиться от меня сразу! Или пристрелил еще тогда, на корабле…
Вспышка. Грохот. Удары по спине — горячие комья земли, поднятые взрывом.
Да что здесь вообще происходит?! Разве вот так воюют сейчас? Лучше бы они сожгли всю эту равнину вместе со мной, лишь бы не видеть, не слышать, не чувствовать на затылке пахнущего тленом дыхания…
Не знаю, сколько я так пролежала, совершенно потеряв счет времени и тщетно пытаясь отыскать в себе мужество еще раз подняться, еще раз оглядеться. Попытаться выжить. Ведь это тогда, при нападении пиратов, я ничего не могла сделать: не было времени, не хватило бы сил. А сейчас — пожалуйста, никто ведь меня не держит, и спасение в моих собственных руках. Тогда отчего я лежу и трясусь? Почему совесть, попрекавшая меня общением с Кляксой, молчит теперь? Или я только на то и гожусь, чтобы ныть и жаловаться?