Абордажная доля
Шрифт:
Тоже мне, «дикий» врач! Специалист по освоению новых планет! Человек героической профессии!
Только уговоры и ругань не помогли: я отчаянно трусила, боялась даже глубоко дышать, чтобы не привлечь к себе внимания — не то тех, кто здесь воевал, не то самой смерти.
Но в конце концов я все же заставила себя шевелиться. Вернее, не я; мороз. Показалось нелепым и очень обидным — умереть от холода, даже не попытавшись с ним справиться.
Сложнее всего далось первое движение: упереться ладонями в землю, чуть приподняться и оглядеться. Некоторое время я откладывала этот рывок, а потом все же стиснула зубы и заставила себя его совершить. Осмотрелась, стараясь увидеть долину глазами не обреченной жертвы, но готового действовать человека.
Пытаясь не обращать внимания на огонь и смерть, я пригляделась и обнаружила, что горы не такие уж однообразные, да и равнина, кажется, не настолько дикая. Чуть в стороне, у подножия первой гигантской естественной ступени одной из скал, вдали от основного очага боя, виднелось какое-то строение, и именно его я выбрала в качестве цели.
Это был простой и, может быть, не самый умный план, и какой-нибудь опытный человек мог раскритиковать его в пух и прах. Но человека такого рядом не было, зато с появлением цели вдруг стало легче.
Собрав все силы и решимость, я оттолкнулась от земли, поднялась на четвереньки. Где-то неподалеку опять бабахнуло, но я закусила губу, втянула голову в плечи и все-таки встала на ноги. И побежала — низко пригнувшись, на полусогнутых, каждое мгновение ожидая, что следующий раз непременно грохнет прямо у меня под ногами. Что некто грозный и страшный — там, в темноте — заметит одинокую фигурку, подсвеченную белым пламенем, и решит, что я зажилась на свете.
Но бег оказался недолгим. Сосредоточенная на единственной цели и борьбе с собственными страхами, подзуживающими лечь и накрыть голову руками, я недостаточно внимательно смотрела под ноги, за что и поплатилась. Зацепившись за один из трупов, вновь растянулась на земле. Напружинившееся от страха тело отозвалось болью, кажется, в каждой клеточке, а труп — болезненным стоном.
Я сначала шарахнулась, откатилась в сторону, но тут же шикнула на себя, поднялась и вернулась, чтобы осмотреть лежащего. Гордиться тут было нечем: вели меня не сострадание, не желание спасти чужую жизнь, приличествующее врачу, а смесь любопытства, вяло шевельнувшегося чувства долга, воспоминаний о строгом желчном старике, читавшем у нас курс этики, и затрепетавшей в груди надежды, что вдвоем с кем-то, наверное, будет не так страшно.
Я плюхнулась на колени в грязную снежную кашу рядом с телом.
Мужчина лежал навзничь. Легкую боевую броню пестро-серого камуфляжного окраса местами расцвечивали черные пятна копоти. Только теперь я вдруг сообразила, что различать цвета при таком освещении вроде бы не должна, да и так хорошо видеть — тоже. Но эта мысль скользнула по краю сознания, не отвлекая от осмотра.
Шлем незнакомца треснул, лицевой щиток отлетел и потерялся, значит — или сотрясение, или контузия обеспечены. Еще из видимых повреждений — травматическая ампутация правой кисти, на которой я и сосредоточилась в первую очередь, передавив артерию. Плохая рана, грязная, рваная. Удивительно, что этот человек вообще еще жив, потеряв столько крови! Может, его ранило совсем недавно?
Я растерянно ощупала свои карманы, соображая, что в них может быть полезного. Выходило — ничего, и я с тоской вспомнила об оставшихся на пиратском корабле медикаментах. Я же не могу вот так держать его руку, у меня надолго просто не хватит сил! Пальцы уже слабели, норовили соскользнуть с мокрой от грязи и крови кожи, еще несколько минут — и все. А перетянуть нечем. То есть совсем, и от комбинезона ничего не оторвешь, слишком прочная ткань, а с мужчины… Да я понятия не имела, что у него есть!
Может, попробовать прижечь? Это, конечно, варварство и безумие, но если нет другого выхода… Костров здесь навалом, вопрос, чем именно прижигать? Не совать же раненого в открытый огонь, ему только ожога не хватает для полного счастья!
Снова где-то рядом прогремел взрыв. Я опять втянула голову в плечи и согнулась еще ниже, стараясь не выпустить руку раненого и прикрыть его от летящих комьев земли. И буквально носом уткнулась в небольшой красный крестик на грудной пластине брони.
Ну конечно, «айка»! [27] Как я могла про нее забыть?!
27
АИ, аптечка индивидуальная. На армейском жаргоне — «писська» (от аббревиатуры ПСС — помоги себе сам), что продиктовано, с одной стороны, предназначением АИ, а с другой — обстоятельствами, при которых в АИ возникает необходимость.
Достать пакет из крепления оказалось несложно — он на то и рассчитан, чтобы боец мог воспользоваться в полубессознательном состоянии. Содержимое я знала и без подписей, этому тоже учили в институте. Для начала жгут — широкая и тонкая эластичная лента, потом — обезболивающее и противошоковое. А еще, поколебавшись, ввела зверский коктейль из стимуляторов и гормонов: в клинической медицине его не применяют из-за «побочки» и последствий, но там и необходимость поднять чуть живого человека на ноги, минуя стадию выздоровления, обычно не стоит. Самое место этой дряни в армейской «айке».
Не люблю военных. Не персонально, а вообще, в целом, армию и войну. Нормально это или странно для девушки, у которой все родные мужчины — военные?
Раненый явно начал приходить в себя, а я, чтобы осмотреть его голову, осторожно стащила со своего неожиданного пациента шлем и, охнув, едва его не выронила.
— Глеб?! — переспросила потрясенно.
Это был и он и не он одновременно. Или просто сбоило чудесное зрение, которым меня наделили местные хозяева? Цвет коротко остриженных волос то казался темным, то привычно-белым, просто со следами грязи, да и черты лица неуловимо плыли, словно никак не могли определиться с окончательной формой.
— Вин! Кто ты? — прохрипел он, пытаясь сфокусировать на мне взгляд. — Откуда меня…
Договорить он не успел, рядом опять громыхнуло, я опять упала на мужчину, прикрывая рукой голову.
— Давай сначала выберемся отсюда, — проговорила, пытаясь согнать с лица глупую улыбку и унять восторг узнавания, который поднялся в душе.
Несмотря на плачевное состояние мужчины, который не тянул сейчас на защитника и даже не помнил меня, я была счастлива его видеть. Плевать, какого и в каком виде, — главное, живой, вот он, совсем рядом. А с ним мне было совсем не страшно: наверное, это что-то вроде условного рефлекса, выработавшегося за прошедшие дни во время предыдущих приключений.