Абордажная доля
Шрифт:
В этом он весь. Они все. Готовы поддержать, дать опереться — но только тогда, когда действительно нет сил. А потом — будь добра собраться и доложить по форме.
— Ты получил мое сообщение? — тихо спросила я, просто потому что надо было что-то сказать и не рухнуть в пучину тоски.
— А то, — отозвался он, забавно шевельнув усами в негодовании. — Еще и ответил! Не сразу, правда, как-то негоже было все, что с первого раза записалось, отправлять. Мне вот интересно, как же ты у пиратов оказалась?
— Я у них и была, — вздохнула и отвела взгляд. — Клякса — тот, кто взял меня… под свое крыло, — разрешил связаться с родными. Мне не хотелось беспокоить вас новостью о похищении, тем более мне ничего серьезного не грозило. Ну не хмыкай так скептично, он мне правда ничего плохого не сделал. И пальцем не тронул, от всех остальных защищал, кормил и вот — даже одевал. — Я выразительно оттянула воротник комбинезона.
— И чего это он такой добренький? Прямо-таки Робинзон! Или как там этого разбойника звали, выдру ему в тундру? — проворчал отец.
— Просто я врач и оказалась полезной. — Я слегка пожала плечами. — Регулировала протезы, лечила ожоги и всякие раны… собственно, вот и все. Можно считать все это небольшим приключением.
— А что ж ты ревела белугой, приключение? — хмыкнул отец.
— От неожиданности, от облегчения. — Я неопределенно махнула рукой. — А как ты там оказался? Ну, там, откуда меня забрал.
— Так сообщили же, как только тебя опознали. Я ж поначалу даже не поверил, вот и парням говорить не стал. Нет, все, Белка Сергеевна. Будет с тебя космоса, хорош, отлеталась.
— Там посмотрим, — угрюмо отозвалась я. Не могу сказать, что действительно горела желанием вернуться на прежнюю работу, но боль и горечь прорвались глухим раздражением и несвойственным мне обычно желанием спорить. Раньше я бы промолчала, а потом сделала так, как считала нужным, а теперь… то ли что-то сломалось, то ли, наоборот, появилось, но молчать больше не хотелось.
Хватит, намолчалась. Я не в пиратском плену, и лишнее слово не будет стоить мне жизни.
Кажется, отца такая реакция тоже озадачила, он удивленно поднял густые кустистые брови, а потом разговор прервала негромкая трель, кто-то желал с ним поговорить. Отец относился с настороженностью ко всяким электронным игрушкам и предпочитал всем прочим связным устройствам простой и надежный, как дубина, браслет-голограф, связанный с прилепленной к уху гарнитурой.
Разговор затянулся. Судя по тем обрывкам, что я слышала, отца вызывали обратно на службу. В конце концов, ограничившись ворчливым и угрожающим: «Вечером поговорим!» — он ушел.
А я сползла с дивана и побрела в ванную. Ни объяснения, ни допросы, ни угрозы меня не трогали. Хотелось лечь и умереть или забыть все как предутренний кошмар и проснуться. Но еще больше хотелось прижаться к сильному, жилистому телу, обтянутому эластиком тренировочного комбинезона, и спрятаться под мышкой от всех дурных мыслей и внешнего мира. Даже несмотря на то, что вот именно сейчас я Кляксу почти ненавидела — за то, что бросил, не сказав ни слова.
День до вечера тянулся долго. Я долго отмокала в ванне, потом смотрела какой-то бесконечный детективный сериал — наивно-сказочный и потому когда-то любимый, с плохими преступниками и хорошими полицейскими, в котором добро неизменно побеждало, — и механически перебирала одежду. Доставала, надевала, снимала и убирала обратно все подряд.
Потом, обняв клетчатую юбку, сидела на полу у шкафа и опять рыдала или скорее выла — громко, в голос. Радуясь тому, что этого никто не слышит и можно хоть биться головой об стену — все равно никто не увидит, не удивится, не сдаст в конечном итоге врачам.
К вечеру я сумела как-то успокоиться, поэтому к возвращению мужчин вполне напоминала живого человека.
К счастью, первым вернулся Макс, самый любимый из моих домашних мужчин — легкая и жизнерадостная язва, всего на пять лет старше меня. Он не грозился, не читал нотаций, а просто болтал, вспоминая какие-то забавные истории, о которых я не знала, произошедшие за этот год.
Он же сообщил, что у партизана Димки за это время завелась девушка, и вроде бы даже завелась всерьез, и вроде бы даже с мыслями об устройстве отдельного семейного гнезда и самостоятельной ячейки общества. Правда, предупредил, что пока это страшная тайна и травмировать зазнобу знакомством с отцом семейства старший не спешил. Видимо, опасался, что зазноба испугается и сбежит. Нет, к пассиям сыновей майор был куда лояльней, чем к тем молодым людям, что пытались ухаживать за мной, но… все же он весьма специфический человек.
Если бы не Макс, с отцом я непременно поругалась бы, а так вечер прошел вполне мирно, уютно и даже душевно. Лесин-старший то ли забыл об отложенном на вечер продолжении разговора, то ли сознательно не стал возвращаться к этой теме.
Сложнее оказалось пережить ночь, но и она все же закончилась, позволив мне под утро задремать и проспать до полудня и даже дольше. Так что следующий вечер, принесший гостей с форменным допросом, наступил достаточно скоро.
Эрнесто Санчез, смуглый и черноглазый, жилистый и крепкий, словно отлитый из металла мужчина средних лет, мне неожиданно понравился. Неожиданно — потому что от разговора с безопасником (а сомнений в принадлежности его именно к этому ведомству у меня не было) я не ожидала ничего хорошего. Но он был вежлив, последователен, тверд и точен — просто расспрашивал, как и что произошло, как я оказалась у пиратов и что было потом. Без фальшивого сочувствия, без попыток покопаться в моих чувствах и эмоциях, а самое главное — без каких-либо оценок моего поведения и поведения окружающих. В общем, не лишенный обаяния Эрнесто умел расположить к себе собеседника и точно знал, как именно стоит делать это в любой конкретной ситуации.
Беседа надолго не затянулась. Под конец у меня сложилось впечатление, что этот Санчез и так прекрасно знал все, о чем спрашивал, но желал выполнить все формальности. Да я, собственно, почти ничего и не рассказала: о нападении на транспортник, о визите на «Зею-17» — и только. И то заверила следователя, что понятия не имею, кто из пиратов в кого стрелял на транспортнике. Не то чтобы пыталась выгородить измененного, но… строго говоря, лица ведь я не видела, верно?
И — да, пыталась. Хотя и понимала, что мои слова ровным счетом ничего не решат.
Про приключения на «Тортуге» я также не упоминала, заверила Санчеза, что просто сидела в каюте: точно знала, хоть мы и не сговаривались заранее, что и сам Клякса станет придерживаться той же версии.
Потом меня пару раз вызывали для повторных бесед, необременительных и еще более формальных, и примерно через неделю эта история официально закончилась. Словно и не попадала я никогда к пиратам, а эти две недели мне просто приснились. И все вокруг, кажется, старательно придерживались той же версии, ни взглядом, ни словом не напоминая о приключениях. Как будто я спокойно закончила свой перелет на мирном транспортнике в хорошей компании, и все.