Абордажная доля
Шрифт:
Мгновение, и я рухнул на пол, преодолев оставшиеся до него полметра. На дрожащих руках поднялся на четвереньки, встал на колени — и в этот момент комната исчезла, а вокруг раскинулось бескрайнее синее небо. Наверное, то самое, о котором говорила Алиса. Небо держало прочно.
— Глеб!
Вместе с комнатой исчезла преграда, отделявшая меня от девушки, и через мгновение она оказалась рядом. К счастью, виснуть на шее не стала, а то я бы точно рухнул. Крепко обняла, прижала мою голову к груди, тонкие пальцы запутались во влажных от пота волосах. Я обнял ее в ответ — это
Не знаю, сколько мы так простояли. Алиса нервно гладила меня по волосам и плечам, то и дело норовила вцепиться, словно боялась, что я исчезну, и негромко бормотала. Не то ругалась, не то что-то рассказывала — я не слушал. Не слышал. Полной грудью вдыхал запах, чувствовал торопливый, заполошный стук сердца и ощущал себя невероятно, невозможно, отчаянно живым. Словно только что родился на свет и первый раз глотнул настоящего воздуха.
Через некоторое время начали возвращаться Мысли. Вялые, обрывочные, спутанные, их еще предстояло привести в порядок, разложить по полочкам, отделить реальность от вымысла, но — потом, сейчас на это не было сил.
Примерно в это же время справилась с собой и Алиса. Чуть отстранилась, осторожно потянула за волосы — я поддался, запрокинул голову. Глаза девушки припухли и покраснели, а ресницы были мокрыми — кажется, все это время она плакала.
— Глеб, все закончилось? Что теперь? — шмыгнув носом, спросила она.
— Теперь… — повторил я.
На мгновение замешкался, пытаясь собраться с мыслями. Потом, продолжая одной рукой обнимать Алису, с трудом поднялся, опираясь второй рукой о собственное колено. Только теперь обратил внимание, что на мне нет не то что брони, но вообще хоть какой-то одежды — словно и правда заново родился.
— А теперь у меня нет сил со всем этим разбираться. Поэтому мы будем спать и решать все потом, утром.
Синяя бездна вокруг мгновенно сменилась привычной каютой «Ветреницы», с которой я за прошедшие годы сроднился и начал считать ее домом. Алиса испуганно ахнула, а меня не хватило даже на то, чтобы хоть немного удивиться вывертам окружающего пространства. Не выпуская девушку из рук, я просто рухнул на постель. Моя добыча пыталась что-то возразить и осторожно освободиться, но без толку: я держал ее крепко и уже спал.
Пробуждение получилось на удивление спокойным и приятным. Живое тепло стройного женского тела, бархат нежной кожи, не отделенной от меня одеждой, приятный, будоражаще-пряный запах. Не открывая глаз и еще толком не проснувшись, я коснулся губами плеча, легко провел языком к шее по солоноватой на вкус коже…
— Глеб, я надеюсь, ты сейчас проснулся? И в себе? — проговорила Алиса с непонятным напряжением.
— Не уверен, — ответил я. Голос звучал хрипло и надтреснуто. — Надо убедиться.
А для этого я вновь коснулся губами шеи, уткнулся носом во впадинку за ухом, шумно, глубоко вдохнул…
— Глеб, может, ты меня отпустишь? — жалобно пробормотала девушка.
— Зачем? — уточнил я. Окончательно проснувшись, понял, что не ощущаю в ней ни страха, ни злости, только все тот же пряный привкус
— Потому что иначе случится непоправимое. И мне будет очень, очень стыдно!
— Но недолго, — ответил я, вновь касаясь губами шеи.
— Глеб, я не об этом! — почти простонала Алиса. — Пусти, ну, пожалуйста! Мне очень, очень надо, а ты спишь и ни на какие тычки не реагируешь! Я тебя уже часа два пытаюсь разбудить! Обещаю скоро вернуться, пусти!
Понятнее не стало, но я все же не стал ее удерживать. Девушка, даже не попытавшись прикрыться, шмыгнула в санузел, а я, беззвучно смеясь, упал на спину и прикрыл глаза. Да уж, вот тебе и приятное утро.
Впрочем, очень хорошо, что Алиса вот так удрала и дала мне возможность окончательно прийти в себя. Во-первых, сейчас совсем не до утреннего секса, есть гораздо более важные дела, а во-вторых, будет верхом подлости соблазнять ее теперь. Нет, скорее всего, она совершенно искренне ответит, и все случится к общему удовольствию и по взаимному согласию. Вот только… что потом? Скоро эта девочка вернется домой, в свой привычный мир, и, вероятнее всего, никогда больше не согласится лететь в космос, даже в пределах Солнечной системы. И лучше бы оставить ей о себе как можно меньше воспоминаний, уж приятных — так точно.
Алиса задержалась, чтобы умыться и принять душ. И это тоже было хорошо: за время ее отсутствия я не просто взял себя в руки, а даже более-менее разобрался в себе и странностях собственного вновь изменившегося восприятия.
Вернувшись, абордажная доля, как и обещала, несмотря на собственное смущение, юркнула ко мне под одеяло. Улеглась, прильнула к моему боку, подперла голову одной рукой, а вторую положила мне на грудь. Я в ответ обнял ее за талию — и этим ограничился, посчитав собственное действие достаточным компромиссом. Сложным компромиссом. Вин! Ее совсем не обнимать хотелось, а…
Впрочем, ладно, все это лирика. Эйфория. Я почти достиг своей цели, позади самое сложное, осталось совсем чуть-чуть — вот и расслабился. Благодаря вот этой самой девочке выкарабкался, почувствовал себя живым и начал думать о постороннем.
Срочно нужно это прекращать, пока не надумал чего-то непоправимого.
— Ну, теперь-то ты объяснишь, куда дел мою одежду и как мы оказались на корабле? — полюбопытствовала Алиса. Опять же, очень кстати: разговор отвлекал от всего лишнего.
— Одежду? — растерянно уточнил я.
— Когда я начала тебя будить, — с искорками веселья в глазах заговорила она, — ты невнятно бурчал, что еще рано, а потом сказал, что тебе так не нравится — и вся моя одежда просто исчезла. Вот мне и интересно, что ты с ней сделал?
— Убрал, — задумчиво ответил я. — А корабль… Нет корабля.
— То есть как — нет?
— Есть одна большая станция. Полуразумный полиморфный организм, способный делить себя на части. «Ветреница» — одна из таких частей.
— Погоди, выходит, и того мужика, который меня «инкубатором» обозвал, не существует? — Рыжие брови девушки удивленно выгнулись. — Только станция, никаких хозяев?! А зачем ей в таком случае…