Абреки Шамиля [СИ]
Шрифт:
— Император прислал официальную открытку моему папе, а уже он с мамой решил взять на торжество и нас, — не обратив внимания на подковырку, принялась за энергичные объяснения девушка. — Все дело в том, что папа за преподавательскую деятельность удостоился ордена святого Станислава, эту награду ему вручит сам Николай Первый.
— Поздравляю, — заулыбался Захар, гордый за отца своей невесты. — Только непонятно, при чем здесь мы?
— Во первых, мы поприсутствуем при награждении, а во вторых, после официальной части состоится бал с участием всех приближенных к императору особ. Разве это плохо?
— Куда уж лучше, — посерьезнел Захар, припоминая, что свой фрак, пошитый еще к прошлому новому году, он с тех пор не примерял ни разу. — Только в чем прикажешь идти на аудиенцию с самодержцем, если я почти все время не
— Ты немедленно отдашь мне фрак и я приведу его в порядок, — не заставила ждать себя с ответом девушка. — Если же он окажется великоватым, потому что ты в последнее время крепко похудел, то придется пододевать стеганную жилетку.
— И париться в ней несколько часов кряду.
— Ну… красота требует жертв.
Роскошная карета со шведской рыцарской геральдикой на скрытых лаком дверях мягко подкатила к главному фасаду Зимнего дворца и остановилась подле парадного подъезда. Кучер, коренастый и светлобородый мужчина с цилиндром на голове, легко соскочил с накрытых ковриком козлов и открыл дверцу. По случаю праздника он был одет в серый кафтан с длинными полами и в серые же шерстяные брюки. Из салона кареты показался импозантный мужчина в черном фраке с долгими фалдами, туго обтягивающем сытенький живот. Под фраком светилась голубоватой белизной рубашка с галстуком — бабочкой под приподнятым воротником. В манжетах поблескивали запонки с бриллиантами по десять карат каждый, на ногах у господина поскрипывали хромовые ботинки с высокими каблуками и не менее высоким верхом. За ним выглянула наружу женщина лет под пятьдесят с правильным лицом, яркими голубыми глазами и немного крупноватым носом. Она подала мужчине полную руку, затянутую в кружевную перчатку до локтей, опустила ногу на отшлифованный камень площади.
— Кажется, мы, как всегда, опережаем время, — набрасывая на лицо газовую вуаль и одергивая пышное шелковое платье со множеством складок и выточек по бюсту, низким грудным голосом по шведски сказала она. — Высший свет Санкт — Петербурга еще только просыпается.
— Почему ты так решила, дорогая? — поддерживая женщину за локоть, как–то привычно отозвался ее кавалер. Видимо ворчание спутницы на этот счет ему было не в новинку. — На моем брегете уже восьмой час вечера.
— А русские еще нежатся в постелях, — дополнила его уточнение дама. — И начинают что–то соображать лишь к полуночи.
— Ну, здесь не наша маленькая Швеция, можно поспать и подольше…
Вслед за женщиной на землю спустился подтянутый молодой человек, тоже в ладно сидящем на нем фраке и в высоком черном цилиндре с немного загнутыми краями. Он протянул ладонь навстречу показавшейся в дверях кареты стройной девушке в роскошном белом платье с широким розовым пояском по узкой талии. На высокой груди у нее заискрилась всеми цветами радуги бриллиантовая брошь, сотканная из множества золотых веточек с серебряными лепестками. На голове у спутницы молодого человека красовалась дамская шляпка с волнами прозрачной вуали на полях. Незаметным движением она сбросила эти волны вниз бесшумным водопадом, скрыв за ними свое одухотворенное личико. Маленькая золотая туфелька коснулась носком гранитной плиты и тут–же спряталась под подолом. Кавалер занял место чуть позади девушки, пробежался рукой по атласному лацкану фрака, заставив на среднем из пальцев руки взорваться разноцветными искрами крупный золотой перстень с драгоценным камнем в нем.
— Захар, возьми меня под руку, — по русски приказала кавалеру девушка.
— А разве так можно? — засомневался тот. — Мы с тобой еще не повенчанные.
— Вот именно. Ты меня не под венец ведешь, а всего лишь на светский бал.
— Моя дочь говорит правильно, — благосклонно кивнула головой мать девушки. — Здесь нет ничего предосудительного.
Четверо приехавших тронулись к главному входу с часовыми по бокам, облаченными в армейскую униформу, с винтовками в руках с примкнутыми штыками. Построенный архитектором Растрелли в стиле русского барокко и развернутый фасадами к Неве, Адмиралтейству и Дворцовой площади одновременно, Зимний дворец представлял из себя почти копию парижского Лувра. Тот же уложенный булыжниками просторный двор, края которого обрамляло мощное каре из зданий в три этажа, та же имперская основательность, заставлявшая еще на подходе с почтением взирать на неординарное творение рук человеческих.
Но как резиденция императоров всего лишь казалась воздушной, так и весь памятник только чудился монолитным. Сама империя после нашествия татаро–монголов жила по своим законам, подчиняясь указующему персту лишь при прямом посягательстве на ее самобытность.
Семейство Свендгренов вместе с Захаром прошло между высокими колоннами и скрылось под прохладными сводами дворца. По мраморной галерее, ведущей в Тронный зал, уже расхаживали со своими супругами вельможные сановники из придворного окружения, среди них встречались военные с гражданскими чиновники, тоже с женами. Золото эполет и личного оружия, вязь причудливых позументов по бортам и обшлагам дорогих мундиров, сверкание драгоценных камней в перстнях и в брошах, волны дорогих духов — все это колыхалось, сверкало и переливалось в галерее, делая ее похожей на набитую драгоценностями таинственную арабскую сокровищницу. Чета старших Свендгренов без устали отвешивала поклоны влиятельным лицам со знакомыми семьи, фигуры их с каждым шагом делались все более важными, а лица застывшими от натянутой на них маски благожелательности.
— Посмотри вон туда, Мартти, мне кажется, что это Мелани де Коллоран, жена французского посла в России, — профессорша указала супругу глазами на худощавую даму в простеньком на вид прямом и однотонном платье с рукавами–фонарями и с невзрачными украшениями на неприкрытых частях тела. — Она снова решила продемонстрировать русскому двору новейшую парижскую моду.
— А почему ты заметила только Мелани? — вскользь поинтересовался спутник.
— Сам посол слишком худ, чтобы обращать на него внимание…
Захар старался держаться рядом с невестой, он во все глаза рассматривал невиданное им ранее великолепие, хотя до приезда сюда тоже приходилось бывать на светских приемах. Но те рауты были рангом куда ниже. Он часто присутствовал или на университетских балах, посещаемых профессорскими семьями, или на редких вечеринках у своего будущего тестя, скромного во всем. Но то, что представилось сейчас, сравнивать было не с чем. Позолоченные канделябры освещали развешанные по стенам картины художников с мировыми именами, о которых Захар читал лишь в специальных монографиях. С потолка спускались на цепях роскошные хрустальные люстры, по размерам не уступающие студенческой комнате в университетском общежитии. Покрытый лаком паркетный пол как бы полыхал огнем, отражая свет, лившийся на него со всех строн. В глубоких нишах стояли мраморные статуи. Череду оголенных греческих мужчин и женщин сменяли европейские железные рыцари со щитами и мечами в руках, или русские витязи в кольчугах и луковообразных шлемах. Захар боялся перевести взгляд на проходящих мимо встречных вельмож в шляпах со страусиными перьями, с оружием, сверкающим драгоценными камнями сбоку украшенных орденами мундиров с широкими лампасами. Он стеснялся встретиться глазами с раскованными взглядами сопровождавших их дам, несмотря на то, что на Невском проспекте, а так–же возле здания Адмиралтейства, не единожды сталкивался с представительницами из высшего света. Здесь вся эта венценосная публика производила на него совершенно иное впечатление, от которого спотыкалось дыхание. Тут она была властительницей душ в полном смысле этого слова.
— Тебе нравится? — заметив его раскаленные глаза, с благодушной улыбкой спросила спутница. — Ты не хотел бы поделиться со мной впечатлениями?
— Скажи, Ирэн, ты когда–нибудь здесь была? — заставил, наконец, Захар шевельнуться прилипший к небу язык.
— Конечно. Мой отец не только дружит, но и сотрудничает с послом нашей страны в России, он часто берет меня с собой на светские рауты, — пояснила девушка.
— Ты уже видела всю эту роскошь, — надумал опечалиться спутник. — И ни разу не удосужилась обмолвиться о ней ни единым словом.