Абсолютные друзья
Шрифт:
Смена привычек обусловлена не похотью. Его влечет тамошняя атмосфера, схожая с церковной, молчаливая беззаветная преданность собравшихся «прихожан», бесстрастное добродушие выступающих «жриц». Сидя в прокуренном полумраке, он – владыка и неприкасаемый, как и женщины, которых он видит перед собой. Из стыда, искреннего раскаяния, чувства вины, или что там еще ему должно испытывать, он не ощущает ничего. Я этого заслуживаю. Манди Второй гордился бы мною. И Донкастер ни о чем спрашивать не надо.
А в четыре часа или около того, само собой, после звонка из телефона-автомата по некоему номеру, он одним из нескольких маршрутов направлялся к Бедфорд-сквер. Тамошние величественные дома с колоннами занимали главным образом издательства и благотворительные организации, но вот дом номер двенадцать принадлежит компании
Ненавязчиво оглядев площадь в поисках знакомых или подозрительных лиц, благодаря регулярным визитам в «Школу хороших манер» это вошло у него в привычку, Манди открывает дверь собственным ключом и входит в свой второй дом, ну, входит не сразу, должен подождать перед еще одной дверью, пока веселая девица по имени Лаура, с веснушками на лице, широкой улыбкой и перстнем отца на правой руке, пустит его на территорию Макаронной фабрики, так называют это заведение те, кто может в него попасть.
И только здесь, в доме 12 на Бедфорд-сквер, многочисленные ипостаси Теда Манди: актер, писатель, заботливый друг, майорский сын, неудачник, мечтатель и притворщик – сливаются воедино, превращаясь в героя.
Здесь, на Макаронной фабрике, Манди встречают с распростертыми объятьями и почтением, которое отсутствует во всех остальных его жизнях. Тут нет места пренебрежительному унижению стриптиз-клуба. Здесь Манди раскрывается во всей красе.
Здесь понимают его истинные чувства, здесь в полной мере оцениваются его таланты.
Разве кто-нибудь за стенами дома 12 знает, к примеру, что Тед Манди – виртуоз миниатюрной фотокамеры и за восемь лет из практически тысяч снимков неудачными оказались менее девяти процентов? А вот на Макаронной фабрике знают.
Операция «Двойной агент» – чрезвычайно сложная, и Манди – ее основа, ее острие, пилот гоночного автомобиля, жизнь которого – цена отвернувшейся гайки или люфта рулевого колеса.
Сначала в каких-то далеких катакомбах секретного Уайтхолла собравшиеся на совещание высокопоставленные чиновники решают, с какими антикварными государственными секретами можно расстаться, без особых потерь передав в неизменном виде или чуть подкорректировав, чтобы направить противника по ложному пути. К секретам добавляется перечень «желаемых неправд», выдумок, в которые, если их должным образом подать, противник может поверить и предпринять соответствующие действия, зазря потратив силы и средства.
И вот после этого за дело принимается команда Бедфорд-сквер, макаронных дел мастера. Необходимо сфабриковать сверхсекретные документы, оставленные без присмотра повестки дня важных заседаний, служебные записки, циркулирующие между департаментами и отделениями, одного существования которых достаточно для того, чтобы паранойя противника вышла на новый уровень. А ведь есть еще и разговоры, которые можно ненароком подслушать в кафетерии, в мужском туалете, в пабах около Трафальгарской площади, где вечером рабочего дня один чиновник может поделиться своими заботами с другим.
Но кто эти несуществующие злодеи, эти искусные интриганы секретного мира Уайтхолла? Где и когда они собираются, чтобы заниматься своими черными делами, кто их возглавляет? Из какого социального слоя они вышли, какие навыки принесли с собой? К чему они стремятся, с кем борются, какие терпят неудачи? И как Манди Второму, жаждущему мщения, не получающему повышения по службе, который бродит по этим темным коридорам, удается добраться до столь важных документов?
Теоретически команда работает под руководством Эмори, на самом деле звезда, движущая сила – Манди, который носится по комнате, запустив руку в волосы, сыплет идеями, отвергает их, примеряя версии, словно одежду. Потому что, когда гаснут огни зрительного зала, все в доме знают, от Лауры, которая открывает Манди дверь, до специалистов по подделке документов и сценаристов, которые составляют для него эти документы, до фотографов в подвале, которые помогают ему их сфотографировать так, будто делалось все это в спешке, до сопровождающих, которые репетируют с ним его роль, пока он не садится в автобус, идущий в лондонский аэропорт, все они знают, что на сцену Тед выходит один, и, если что-то пойдет не так, расплачиваться придется Теду, и именно Тед проведет последующие десять лет в какой-нибудь жуткой коммунистической тюрьме.
Манди тоже об этом знает и, понятное дело, боится. Так что требуются все лучшие качества Манди Первого, патриотичного префекта частной школы и майорского сына, не говоря уже о паре стаканчиков в баре зоны вылета, чтобы он мог заставить себя подняться на борт самолета. Если он сопровождает делегацию, то страшно благодарен ее членам за их заботу о нем. Если нет, собирает волю в кулак и все-таки входит в самолет.
Но все меняется, как только они отрываются от земли. Страхи уходят, их заменяет разливающееся по телу умиротворение. Скоро Манди Второй полностью замещает Манди Первого. Англия, которую он покидает, становится его врагом, и к тому времени, когда он ступает в темные коридоры того восточноевропейского аэропорта, где приземляется самолет, он уже готов обниматься с каменнолицыми пограничниками, до такой степени убеждает себя, что притворяться больше нет нужды, что он может дышать воздухом свободы, что наконец-то он среди настоящих друзей.
И так оно и есть. В эти дни, в большинстве случаев, Саша лично ждет его в аэропорту, поскольку их крепкая дружба давно и всем известна. А если Манди опасается, что кто-то из соотечественников может изумленно изогнуть бровь по поводу столь близкой дружбы с восточно-европейским чиновником, тогда Саша, или напыщенный Лотар, или интеллектуал Хорст организуют их встречу в более спокойном, закрытом для чужих глаз месте, скажем, в отеле или в арендованной по этому случаю квартире. Но сила дружеских чувств, которые испытывают эти две собаки одного хозяина, нисколько от этого не уменьшается.
Следуя Сашиным инструкциям, позднее подработанным Эмори, Манди со дня вербовки Профессором наотрез отказывается работать с кем-либо, кроме Саши. Не будет, к примеру, контактировать ни с одним из подчиненных Профессора, прикомандированных к посольству ГДР в Лондоне. Ни за какие деньги не будет болтаться с наступлением темноты около «Харродса», [89] ожидая, пока рядом затормозит автомобиль с определенным номером, чтобы он мог бросить запечатанную коробочку в открытое окно. Не будет зарывать кассету с микропленкой в цветочной клумбе около Серпантина [90] или рисовать меловые знаки на железных перилах, или обмениваться пакетами для продуктов с женщиной в зеленой шляпе, стоя на выходе из универсама «Белая роза». Единственное, на что готов этот вспыхивающий, как порох, и требовательный агент Штази, так это из рук в руки передавать имеющиеся у него материалы Саше всякий раз, когда они будут встречаться, а произойти это может только в тех случаях, и ни в каких других, когда Британский совет сочтет необходимым направить его в одну из стран Восточной Европы.
89
«Харродс» – один из самых дорогих универмагов Лондона.
90
Серпантин – узкое искусственное озеро в Гайд-парке.
А потому Саша и только Саша в первые часы радостного возвращения Манди в коммунистический мир снимает урожай кассет с микропленкой, надежно укрытых в потайном устройстве, полученном от людей Профессора: жестянке с тальком, тюбике с зубной пастой, транзисторном радиоприемнике. Опять же Саша допрашивает Манди о том, как ему удалось раздобыть последние материалы. И всякий раз им удается побыть вдвоем, как в прежние времена: погулять в лесу, прокатиться на велосипедах, посидеть в ресторанчике какого-нибудь маленького городка, где за ними никто не наблюдает, где их никто не подслушивает. И Саша, как и любой хороший разведчик, довольный своим агентом, никогда не забывает выказать свою личную благодарность, естественно, не деньгами, но антикварным экземпляром литературного произведения немецкой классики, чтобы Манди мог поставить его на полку своей растущей библиотеки в Лондоне, статуэткой из дрезденского фарфора, которую он, скорее всего, приобрел на блошином рынке, или банкой русской черной икры.