Ад Лабрисфорта
Шрифт:
По логике вещей, он должен был нелепо выглядеть в такой роли - точно так же как Бонс должен был нелепо выглядеть в роли начальника тюрьмы. Но, в точности как Бонс, он так не выглядел. Только причины в том и в другом случае были разные. В лице Главнокомандующего открыто читалась жесткая властность, а Бонс был гораздо ближе к "жестокости", чем к "жесткости". Он страдал комплексом несостоявшегося Наполеона, его постоянно злило то, что командовать ему позволено лишь несколькими десятками заключенных. На этих же заключенных
Поднявшись из-за стола, на котором аккуратными стопками лежали документы и рядком стояла техника, Главнокомандующий приблизился к человеку, которого Флэш мысленно именовал "командиром". Тот, и так стоявший, вытянувшись по стойке "Смирно!", вытянулся еще сильнее - хотя сильнее, вроде бы, было уже некуда. Немного расслабился он, лишь услышав из высокопоставленных уст "Вольно!"
– Документы пленного у вас?
– осведомился Главнокомандующий.
– Да, сэр!
– командир протянул ему конфискованные "корочки".
А Уэсли с крайне неприятным ощущением отметил про себя этого "пленного".
– Не местный?
– обратился к Флэшу Главнокомандующий. Похоже, у них здесь это любимая тема для разговоров.
На какое-то мгновение Уэсли показалось, что на него смотрит Бонс. Но это было не так. Как и в случае с Шефом-"Джо", сходство оказалось чисто внешним.
– Да.
– Почему находились на окраине города в неположенное время?
– Я не знаком с вашими порядками.
– Вам не известно, что, отправляясь в чужую страну, нужно изучить ее законы?
– Я... случайно попал сюда.
– Может, вы шпион?..
– в тоне Главнокомандующего прозвучали явные издевательские нотки.
– Что? Нет, я...
– Сам вижу, что нет. Попались больно уж глупо. Он нам бесполезен.
– Последняя фраза была адресована командиру.
– Ни к чему даже тратить время на допрос. И забивать тюрьмы всякими недоумками, когда не хватает места для настоящих преступников. Выведите его, только проследите, чтобы убрался из города.
– Есть, сэр!
– гаркнул командир.
– Выполняйте.
До городской черты Флэша сопроводили конвойные. Возвращение в тюремную камеру прошло как обычно.
Во имя великой Веры
Очередное посещение знакомого города случилось почти сразу после скудного и, как всегда, отвратительного на вкус тюремного ужина. В третьем мире горожане военной формы не носили, зато большинство было одето в одинаковые бесформенные балахоны, часто - с надвинутыми на лица капюшонами.
По улицам здесь ходили не строем. Но Флэш попал в город в такой момент, когда его жители куда-то целенаправленно спешили. Уэсли влился в человеческий поток, и вскоре очутился в толпе, которая собиралась посреди площади. Наверное, должно было произойти что-то важное.
Вскоре вся площадь заполнилась народом. Человек на помосте, видимо, решил, что зрителей достаточно, и заговорил. Голос был высокий, звонкий - все-таки это оказалась женщина. Точнее, молодая девушка.
– Братья и сестры!
– она не просто говорила, а выкрикивала слова, и они вонзались в тишину, как вонзаются в мишень остро отточенные кинжалы. Толпа вела себя на удивление тихо.
– Вы собрались здесь, чтобы стать свидетелями моей преданности нашей великой Вере! И я клянусь: вы ими станете!
Внезапно толпа взорвалась громом голосов, в которых смешивались восторг, благоговение и... ярость.
– В доказательство своих слов я выполню Жертвенный обет - здесь и сейчас!
Новая волна многоголосого крика взлетела к серому небу.
Происходящее все больше становилось похоже на какой-то обряд. Но что именно должно случиться?
Долго гадать Флэшу не пришлось. Из рукава балахона девушка извлекла предмет, ярко и холодно блеснувший в ее руке. Нож.
Несколько раз ткнув лезвием в левый рукав своего одеяния чуть пониже плеча, она с силой потянула материю и отшвырнула оторвавшийся кусок. После проделала то же и со вторым рукавом.
Зрители смолкли. В туманном воздухе вновь повисла тишина. Напряженная, ожидающая.
Девушка села на помост, поджав под себя босые ноги. Склонила голову, сосредоточенно глядя сквозь пряди волос. Но направлен этот взгляд был уже не на зрителей. Она смотрела куда-то в пустоту - или, может быть, внутрь себя.
А потом девушка подняла руки, правую - с ножом в ладони, и левую - запястьем вверх. Свела их перед грудью, и с молниеносной быстротой и точностью начертила на запястье т-образный разрез. Мгновение рана оставалась почти незаметной - мгновение перед тем, как потемнела и обозначилась двумя густо-алыми чертами.
Не теряя времени, ставшего вдруг таким драгоценным, девушка перехватила нож изуродованной рукой и разрезала правое запястье. Потом пальцы разжались и ненужное больше оружие выпало из них.
Самоубийца раскинула руки в стороны, точно пытаясь обнять глазеющую толпу. Буквы "т" на ее запястьях потеряли четкость, растеклись бесформенными пятнами, кровь закапала на доски помоста. Тонкие пальцы раскрытых ладоней были бледны, так же как и ее лицо, на котором отражалась все та же сосредоточенность... но окрасившаяся в новый, блаженно-мученический оттенок.