Адам и Ева
Шрифт:
– Боже, – шептал Николай в растроганном восторге, – на кого она похожа.
Скоро он понял на кого. На обитающего в камышовых плавнях дельты Волги дикого кота манула.
С той поры Николай не мог отказать себе в удовольствии при всякой возможности насладиться необыкновенным зрелищем боя африканского исполина с мужественной амазонкой с глазами и чертами нежного девичьего лица, удивительным образом служащего отсылкой к мужественному коту манулу.
Николай, осмотревшись, замер в восторженном изумлении. Ему представилось видение. Девушка шагала по беговой дорожке, опустив глаза в телефон. Перехваченный лентой на затылке пышный длинный хвост густых каштановых волос спускался на узкую
Далее последовал субботний вечер с насаженной на оживленную роскошную Тверскую широкой площадью Белорусского вокзала, залитую огнями, выхватывающими из холодной слякотной темной осени архитектуру девятнадцатого столетия зрелого классицизма, дополненную зданиями сухого конструктивизма и помпезного советского ампира, сквозь который всюду прорастали посаженные на стальные каркасы современные стеклянные монстры офисных центров и бетонные конструкции жилых комплексов с вращающимися строительными кранами над белой Никольской церковью. Ночная хлебосольная Москва очаровывала своеобразным присущим ей одной обаянием.
Городской квартал Лесной улицы, занятый промасленными, прокопченными за столетие краснокирпичными зданиями бывшего автобусного депо, был превращен в сосредоточие светской жизни, с двором, запруженным автомобилями, с просторными корпусами со множеством прилавков, уставленных разнообразной снедью, от устриц до невообразимого разнообразия пицц, с бокалами розовых коктейлей среди блюд. За длинными столами на высоких стульях, под лампами всех цветов радуги, предаваясь праздному оживлению, сидела публика. Девицы, пары, группы беседующих знакомых.
Очнувшись ото сна в иллюминаторе крылатой машины в голубом пространстве Индийского океана, Николай рассмотрел очертание напоминающего фасоль острова Занзибар. Самолет, заложив вираж, вибрируя, снижался, и из белой дымки проступила береговая линия таинственной Африки.
– Наконец, – произнес Николай, завороженно наблюдая за всеми оттенками зеленого и желтого, украшающими загадочный континент, в ближайшие сто лет, по уверениям демографов, обещающий пережить взрыв людской популяции.
Дар-эс-Салам, древний порт Индийского океана, веками принимавший торговые суда арабов, индийцев, а с некоторых пор и европейцев, ошеломил Николая смешением культур, шумом и стремительным движением экспрессивного населения.
Но все это меркло на фоне панорамы океана, ласкающего побережье вокруг Дар-эс-Салама. Приближаясь к линии прибоя, океан менял цвет с темно-синего на изумрудный и белый. Цвет пены и песчаных отмелей переходил в зеленое море бескрайнего тропического леса. Пять его ярусов, волнуясь на ветру, источали ощущение всепобеждающей жизни в ее бесконечном, ошеломляющем многообразии – от одноклеточных бактерий до громадных слонов. Торжество красок, запахов и тактильных ощущений кружило голову, и потрясенный Африкой Николай пришел в себя уже в купе идущего на запад в глубь континента поезда, оказавшись в обществе черной спутницы, на площади вокзала ожидавшей его с табличкой с надписью «Серенгети».
Глава 3
Тем временем на западном побережье Канады, в Ванкувере, среди зданий из стекла и стали, в переполненной роботами университетской лаборатории кипела работа. Мелиса готовила материалы по исследованиям эволюции митохондриальной ДНК для выступления на конференции в Танзании, в городке Мисома, стоящем на восточном берегу озера Виктория, в национальном парке Серенгети. Десятки раз по заранее заготовленному списку проверялась всякая мелочь. Хотелось взять что-то еще очень полезное и важное, книгу, бинокль, красочный атлас и справочник, но багаж имел ограничение по весу.
До вылета оставалось трое суток, и Мелиса, отложив список и испещренный правкой текст доклада, не без колебаний приняла решение. Быстроходный катер за три часа домчал ее из Ванкувера в городок Тофино, расположенный на западном побережье острова Ванкувер. Тофино – канадский рай для серфингистов, с пятью пустынными пляжами. В отчем доме в Тофино Мелиса провела детство и юность до поступления в университет.
Пройдя глубоко вдающимся в океан молом, Мелиса опустила каяк в волны и, коснувшись веслом холодной воды цвета стали, погрузилась в нирвану, дарованную сознанию объединением трех стихий: воды, земли и небес. Со склонов гор дул свежий бриз. Волны и ветер, подхватив узкий легкий каяк, помчали девушку к поросшим реликтовым лесом небольшим необитаемым островам, окружающим большой остров Ванкувер, прибежище лосей, пум и медведей.
Утратив счет времени, подсознательно ориентируясь по солнцу, Мелиса гребла до изнеможения. Лесистые берега были едва различимы. Волны, поднимая каяк, словно щепку, на пенистый гребень, увлекали отважную девушку на запад, в воды Тихого океана. По сторонам от каяка над колеблющейся водой показывались исполинские хвосты китов.
– Безумие, – обессилев, шептала Мелиса, ложась спиной на заднюю деку крошечного судна, отдаваясь во власть течений, волн и ветров, менявших силу и направление ежеминутно, сообразно атмосферному давлению. – Знаю, что до островов далеко, а плыть туда – сумасшествие, и все равно плыву, понимая, что на обратную дорогу сил не останется вовсе и добираться придется в темноте, ориентируясь по прибрежным огням, мокрой и продрогшей до костей. И нет спасения от этого безумия, – в уголках глаз девушки проступали слезы восторга и изнеможения.
Навстречу Мелисе вырастали острова с ревущими под скрытой туманом густой сенью леса оленями и лосями. Буйство осенних красок, алых, оранжевых, желтых, зеленых, привлекало внимание девушки, и она, вытягивая вперед затекшие ноги, извлекала из рюкзака бутылку с водой и ломоть черного хлеба и, забыв обо всем на свете, любовалась зрелищем эпического перерождения девственной природы, словно видела все это впервые. Яркие краски октябрьского леса, представленные на фоне большой воды цвета стали и бело-голубых небес, оказывали на Мелису магическое действие, пробуждая в ее хрупком теле нечеловеческую силу и безграничную выносливость. Время для Мелисы останавливалось, и подсознательно она погружалась в разгадку таинственного кода жизни, миллиарды лет вившегося природой перекрученными нитями из атомов углерода, водорода, кислорода и азота. Конфигурации, выстраиваемые в живой клетке четырьмя атомами, представлялись Мелисе с ее богатым воображением зримо эволюционирующими конструкциями.
Из-за облаков показывалось белое северное солнце. Ослепительная звезда очерчивала на воде направленную узким конусом к Мелисе серебряную дорожку. Мир, наполняясь светом, преображался. Стальные воды залива становились темно-синими. Природа улыбалась мужественной девушке, как драгоценному подарку. Едва согревавшее осеннее солнце одухотворяло планету грустью увядания и радостью предвкушения грядущей весны одновременно.
Мелиса владела необыкновенно ярким даром перевоплощения. С ранних лет ее увлекала мифология индейцев. И Мелиса, примеряя на себя ее яркие женские образы, неизменно облачалась в практичные и удивительно идущие ей меховые парки, и кожаные мокасины. Девять месяцев в году Мелиса носила меховую парку с капюшоном, сливаясь с пленительными видами Британской Колумбии, как сливается туя с реликтовым дождевым лесом острова Ванкувер.