Адаптация
Шрифт:
верия упадут, но они поймут. Думаю, многие даже поддержат. Только…
– Что?
– Мне придтся выйти из Союза и улететь куда-нибудь далеко на периферию. Я не смогу
вернуться обратно. А ты…
– Я полечу с тобой.
– На край света в самом прямом смысле этого слова?
– И даже дальше.
В отличие от гудронки, я прекрасно представляю, что такое лишения, возможно, куда
лучше самого Парфена. Я слышала множество намков насчт несостоятельности их клана, и
при этом они перемещаются себе на отдельном, вполне комфортабельном космическом кораб-
ле, играют в свое удовольствие в азартные игры, не обременены тяжкой работой, и по внешне-
му виду не скажешь, что они голодают или бедствуют. Так что мне, с моими детскими ски-
таниями их ещ есть чему поучить. Так случилось, что мой дед в веселые девяностые отписал
вс имущество в каких-то разборках посторонним дядям и мои родители с трехлетним ребен-
ком и двумя пожилыми бабушками на руках остались буквально на улице без копейки денег.
Поэтому у меня нет братьев и сестер – родители просто не рискнули, побоялись, что не смогут
нас поднять.
Мне было двенадцать, когда жизнь наладилась и появилось буквально вс – начиная с от-
дельной собственной комнаты и заканчивая неплохими карманными деньгами. Но я помню
ещ, как это – пачка макарон и черный хлеб на ужин, а вместо подарка на день рождения ри-
сунок того, что мне купят, когда получат зарплату. Как это – съмная квартира, в которой спят
даже на полу.
Так что бедности я не боялась.
Боялась я другого.
– И вне Союза время посещения твоей планеты сильно отодвинется, - признался он.
– Я понимаю.
И правда, сложно не понять. Дела обстоят следующим образом – или я решаю вопрос с
расторжением помолвки безболезненно, и все остаются довольны, а мо положение меняется
только к лучшему, или Парфен теряет вс (кроме меня, а тут стоит задуматься, насколько сей
обмен равноценный), а возвращение к родителям снова отодвигается на неопределнное вре-
мя.
Он снова поднял руки на мои плечи, наклонился и поцеловал. Очень нежно, легко и даже
печально. Тут сразу понятно, что с тобой прощаются, и неизвестно, насколько. Незримое при-
сутствие навязчивой гудронки витало над потолком и всячески мешало, но я закрыла глаза и
его проигнорировала.
В любом случае, целоваться с Парфеном так здорово, что из головы исчезают не только
проблемы, а и вообще все мысли. И подступает к ногам, подкатывает подобно приливу ощу-
щение счастья.
Звук шагов быстро нас отрезвил, не оставляя счастью шанса дотронуться хотя бы до пя-
ток.
– Корабль готовят, - сказал гудронец Парфену. – У вас одиннадцать дней. Кисейцы вы-
летают через полчаса, твоей подружке самое время сходить за вещами.
– У меня нет вещей, - блаженным голосом ответила я, так как ещ не отошла от поцелуя
– Тогда, конечно, вс проще.
Король многозначительно замолчал, чего-то ожидая, и я поняла, что расставаться придт-
ся здесь и сейчас, чтобы нас лишний раз не видели вдвом. И так сплетен будет выше нормы.
– Пошли, провожу, пусть даже пару шагов.
Парфен довел меня до двери, задрапированной плотной тканью, и, укрывшись от глаз не-
желанного тестя, обхватил меня за талию и тихо сказал:
– А это, чтобы не забывала.
И снова поцеловал.
Показалось, меня сейчас снесет той волной жара, которая между нами вспыхнула. Он
стал словно печка, и мне это жутко нравилось. Казалось, когда его губы прикасаются к моим,
хотя какое там прикасаются? – сминают мои, раздается шипение испаряющейся воды, попав-
шей на раскаленный металл.
Он первый от меня оторвался, я бы точно не смогла.
Глаза Парфена блестели в полумраке, а лицо было таким серьезным, то никаких сомнений
не оставалось – он вс решил и в обратном его не убедишь. Впрочем, я и не пытаюсь. Важнее
всего, чтобы он был свободен, так, как ему хочется, а мелочи вроде отсутствия финансов…
когда меня пугали трудности?
Правда, разум выступал с идеей, что местные трудности мне, собственно, ещ неизвес-
тны, возможно, поэтому я так легко отношусь к их потенциальному появлению. Но нет, где-то
на инстинктивном уровне я понимала, что чаши весов тут наполнены иными ценностями, что
если из моей жизни исчезнет Парфен, я больше не буду счастлива. Конечно, время идт и вре-
мя лечит, и при невозможности быть вместе нормальный человек ни за что не пожелает своей
половине остаться одной и предпочтет, чтобы она стала счастливой с другим мужчиной, но…
Говорят, когда с войны не вернулся жених моей троюродной прабабки, она больше никог-
да не вышла замуж и вовсе не потому, что отсутствовали желающие. Они были, несмотря на
острую нехватку в те времена мужского пола. Но она умерла в одиночестве. И никогда не го-
ворила, почему. Не было в ней благородного пафоса и битья в грудь, и убеждений всех и вся-
кого, что другие мужчины ей не нужны. Она никогда не спорила, когда ей пеняли такой глу-
постью, а просто продолжала жить, как считала нужным. Бывает и такое.