Адмирал Сенявин
Шрифт:
Сенявин по привычке с улыбкой отвечал на комплименты:
— Польщен вашей оценкой, но вряд ли уместна похвала в мой адрес. Я исполнил то, что положено мне по моей должности и обязанностям начальника — заботиться о подчиненных и нуждах их.
— Ведаю ваши заботы. Равно радеете об офицерах и матросах, но уж позвольте, — продолжал Мордвинов, — я знавал многих начальников, и через мои руки прошло немало финансовых дел. И почти все они имеют цель одну — прикрыть мошенников. У вас же все на месте
— Дай-то Бог!
— Так что мы сегодня-завтра утвердим ваш отчет и подтвердим законность всех требований. Однако, — добавил Мордвинов, вздохнув, — должен вас предупредить — докладывать государю будет наш маркиз, потому надежд мало. Придется, видимо, вам еще не раз обращаться.
— Что поделать, Николай Семенович, нынче мы не в фаворе. — Сенявин будто спохватился: — А вас позвольте искренне поблагодарить за участие в моем семействе в прошлые годы.
Мордвинов замахал руками:
— Я, батюшка, не оскудел. Пустое.
Сенявин виновато улыбнулся:
— Только нынче долг вернуть вам невозможно, Николай Семенович. Ежели терпимо, пока не получу призовые деньги.
— О возврате мне не напоминайте, Дмитрий Николаевич, а коль понадобится еще, без околичностей прошу. — Помолчав, спросил: — Как семейство?
— Покуда терпимо, Николай Семенович. Левушка прихварывает, а вот Николеньку определять надумал в корпус. — Вспомнив что-то, он заторопился.
Мордвинов оставлял его отобедать, но он вежливо отказался:
— Я здесь ненароком, завтра уезжаю. Мне, Николай Семенович, надобно еще в Морской корпус заглянуть, к Петру Кондратьевичу Карцеву, по части Николеньки…
Карцов также без обиняков встретил опального товарища. Выслушал, обещал помочь.
— Ходатаев немало, особенно при дворе обитающих, однако для вас, Дмитрий Николаевич, не в зачет. Считайте дело улаженным. — Карцов хитровато сощурился: — Выберу момент, когда маркиз дремать будет, доложу ему нужные бумаги…
Вспомнили Ушакова.
— Нынче он в Тамбовской губернии, изредка весточку шлет, — рассказал Карцов.
— Кланяйтесь ему от меня.
Минул почти год со времени рапорта Сенявина…
Управляющий министерством военных и морских сил Траверсе среди других вопросов докладывал Александру:
— Ваше величество, департамент государственной экономии рассмотрел отчет по эскадре Сенявина.
— Ну и что же думают они? — Александр, равнодушно рассматривая тиснение на сафьяновой папке, недовольно поморщился.
— В департаменте решили, что претензии Сенявина подлежат удовлетворению.
— Вот как? — не скрывая раздражения, спросил Александр. — А что же Государственный совет?
Траверсе уловил недовольство Александра:
— Как ни печально, ваше величество, Совет утвердил общим собранием сие решение…
— И какие суммы причитаются этим воякам? — Александр перевернул лист.
— Суммы немалые, ваше величество, как изволите видеть, более двух миллионов.
Раздосадованный Александр отодвинул папку.
— В своем ли они уме! Казна совершенно пуста, как смог Государственный совет допустить такую нелепицу!
Траверсе втянул шею, молча пожал плечами, иногда лучше помолчать.
— В самом деле откуда вдруг и почему именно сейчас им нужно выплачивать?
Император лицемерил по привычке. Всему чиновному люду на Руси платили исправно, направо и налево разбазаривали казну на царские милости, сие было закономерно. Состоявшим же на службе у государства военным людям, жизнью платившим монарху за исполнение его повелений, можно и подождать.
Монарх размышлял, а в папке маркиза лежал еще один рапорт Сенявина. Прождав несколько месяцев, он с негодованием обратился к министру. «Я уверил команды, — взывал Дмитрий Николаевич, — что по прибытии в Россию долг мой будет пещись о возвращении им собственности их… Они мне верили и не только не роптали все время бытности за границею, но и по возвращении в Россию уже около 8 месяцев удерживаются просить им принадлежащего, конечно оставаясь в уповании на мое ходатайство».
Что было французскому эмигранту до заботы русского адмирала о своих соотечественниках! Можно ли беспокоить подобными «мелочами» монаршее внимание…
— Нынче государство в денежном расстройстве. Потому всем сразу платить не резон. Не так ли, Иван Иванович? — шутливо проговорил Александр, снисходительно вскинув взгляд на Траверсе.
Так давно уже звали подчиненные и царедворцы адмирала, позабыв начисто прежнее имя француза. Слава Богу, на его счету лежали давно кругленькие суммы, которые существенно выросли после перевода в Петербург. Черноморское правление тоже ему принесло немало; испортил дело только этот дерзкий Сенявин, блюститель порядка нашелся. Ведь добился в свое время, мерзавец, что ему, командующему флотом, пришлось выплачивать в казну несколько тысяч за гнилые сухари, посланные на Корфу…
— Ваше величество, рассуждаете весьма мудро. Нельзя давать повод этим… — Траверсе замешкался, — этим настырным жалобщикам.
— Вот и прекрасно. — Александр взялся за перо. — Однако надо же хоть что-то выдать. — Он повертел перо. — На первый случай выдадим деньги тем, кто вышел в отставку, и пожалуй, — он поморщил лоб, — наследникам усопших, царство им небесное.
Александр черкнул резолюцию и откинулся. Однако Траверсе решил добить все сенявинские дела, пока позволяло монаршее настроение.