Адмирал Сенявин
Шрифт:
— Для меня не существует интересов, кроме государственных. По мне лучше быть ненавидимым за правое дело, чем любимым за неправое.
Но то было в Лифляндии, в России. Постаревший Панин перед отъездом говаривал:
— Не отвлекайтесь в сторону, к предметам, не имеющим отношения к плану. Не тревожьтесь тем, что не достойно возбуждать беспокойство.
«Что же, — подумал Павел, — будем смотреть корабли. Кое-что мы знавали еще в Павловске и Петербурге, не забыли беседы старика Голенищева-Кутузова. Кроме того, повидали нового немало в Триесте и Венеции».
Сухотин подал руку Павлу, но тот слегка отстранил ее и легко соскочил на землю. Сухотин помог выйти Марии Федоровне.
— Ваше высочество… — начал было рапортовать адмирал, но цесаревич отмахнулся.
— Пока без церемоний, здесь публика, — он повел глазами на большую толпу зевак. — Ведите нас.
Тем временем из кареты вышли князь Куракин, Разумовский, подруга Марии Федоровны Юлиана Бенкендорф, фрейлины, камердинеры…
Сухотин сделал жест рукой, приглашая пройти с ним, и, чуть отстав от цесаревича, зашагал к пристани.
Едва Павел ступил на катер, с флагмана загремел пушечный салют, оркестр заиграл гимн.
Катер отвалил и направился к строю эскадры. На реях в праздничной форме стояли матросы, вдоль бортов с ружьями к ноге выстроились солдаты абордажных партий, на шканцах замерли в парадных мундирах офицеры.
Продолжал греметь пушечный салют, катер подошел к концевому кораблю.
— Ура-а-а! — закричали по команде матросы на корабле. И так перекатывался этот звонкий воинский клич от корабля к кораблю, пока катер с цесаревичем обходил строй эскадры…
Павел поморщился и попросил:
— Нельзя ли обойтись без этакого шума?
Сухотин развел руками:
— Сие положено по Морскому уставу и избежать возможно, лишь если загодя последует указание.
В это время катер поравнялся с «Виктором». Павлу нравилось действовать внезапно:
— Давайте посмотрим этот корабль.
— Держать к правому трапу! — скомандовал Сухотин унтер-офицеру на руле.
— Мы поднимемся с адмиралом, — сказал Павел Куракину, — а вы подождите нас.
Пока катер разворачивался, на нижнюю площадку парадного трапа быстро сбежали два дюжих красавца матроса — фалперных. Они ловко помогли Павлу взойти на трап.
На верхней площадке Павла рапортом встретил Федор Ушаков в парадной форме.
Павел меланхолично взмахнул перчаткой:
— Достаточно представлений, покажите нам корабль.
Они двинулись по правому борту к полубаку. Отдраенная с песком палуба блестела.
«Не все так худо, как я предполагал, — подумал Павел, — палуба выглядит нарядней, чем паркет в Эрмитаже. Однако вот и непорядок». Цесаревич ткнул тростью в свернутый и подвязанный к нижней рее мачты парус.
«Еще что?» — мелькнуло у Ушакова.
— Как же вы с таким старьем плаваете? — язвительно ухмыльнулся Павел, указывая на солидную, аккуратно пришитую заплату.
У Ушакова отлегло, он улыбнулся краешком губ:
— Сие, ваше величество, обыденно для корабля. Самые лучшие паруса, есть намного хуже.
— Почему так? — раздраженно спросил Павел.
— Шквалы и штормы свое дело вершат. Положено иметь два комплекта запасных, однако казна и одного не отпускает.
Наследник, нахмурившись, пошел дальше. Всюду виделся порядок, чистотой дышала палуба, все было пригнано и на месте…
У трапа Павел задержался, поманил Ушакова:
— А ты никак меня запрошлым годом на «Штандарте» из Петербурга в Раниенбаум доставлял?
— Ваше высочество, точно так! — Ни один мускул не шевельнулся на лице Ушакова. Павел хмыкнул.
— Пойдешь с нами на флагман. — Цесаревич проворно сбежал по трапу.
На «Исидоре» нижнюю площадку трапа устлали коврами. Опять же два матроса подхватили Павла. Вслед за наследником легко вспрыгнул Сухотин, а матросы принялись высаживать свиту. Дамы слегка повизгивали, но матросам было в привычку обращаться с женщинами без особых церемоний. Командир наказал главное — чтобы не замочить юбки, а что это за особы — они не ведали…
Оставив свиту на шканцах, в креслах у накрытых столов, Павел с командиром, Сухотиным и Ушаковым пошли по верхней палубе.
На «Исидоре» паруса зияли прорехами, в которые цесаревич просовывал свою трость. У вант фок-мачты он задержался. Она из вантин в месте разрыва была соединена сплеснем, но не аккуратно, торчали концы.
— Что за лохмотья? — ударил тростью по сплесню Павел. — И вообще такелаж слабо обтянут.
Они тронулись дальше, наследник все больше раздражался — и палуба плохо выдраена, и медяшка не блестит.
— А щи кислые у тебя есть? — вдруг повернулся он к Сухотину.
Адмирал глянул на командира. Тот от неожиданности обомлел и пролепетал:
— Полдюжин котлов сварены, ваше высочество.
— Тащи скорей, — обрадовался Павел и зашагал на шканцы.
За столом Ушаков оказался против цесаревича. Тот смачно чавкал, уплетал горячие щи и все пытал Сухотина:
— Не многовато ли матросов на эскадре?
Сухотин слегка поперхнулся.
— Некомплект, ваше высочество, более семисот человек…
Павел, продолжая есть, удивленно поднял брови.
— Из оных почти все в госпиталях, двадцать восемь, — Сухотин перекрестился, — померли. Надобно ить нам подмогу прислать, а женкам их да деткам ихним вспомоществование определить.
Павла всегда раздражали просьбы.
— Почему наши корабли не так стройны и красивы, как иностранные? — переведя разговор, спросил у Ушакова.
Ушаков подумал, чуть пожал плечами.
— Корабелы наши, ваше высочество, смекалисты и умельцы добрые. Однако все хитрости и пропорции корабельного строения своим умом доходят. Учить их надобно. Математике, физике…