Адмирал Сенявин
Шрифт:
Вахтенные матросы зажгли гакабортные фонари на высокой корме. Мерцающий свет упал на площадку балкона, и тусклые блики затрепетали на потревоженной ветром и первыми каплями дождя поверхности моря. Сверху донесся мелодичный звон корабельного колокола. Пробили две склянки. Наступало время вечерней молитвы…
К утру распогодилось, из-за гор показалось солнце. Начиналась последняя неделя последнего летнего месяца, августа.
На «Селафаиле» подняли сигнал: «Командующий приглашает младшего флагмана». Сенявин предчувствовал приближение неминуемой схватки с французами. Как всегда в таких случаях, держал совет
— Едва перемирие объявилось, Дмитрий Николаевич, шебеки французские с транспортами зачастили в Дубровник. Видать, подкрепление доставляют из Венеции.
— Об этом же и Попандопуло сообщает. У Цавтавы на французских редутах каждодневно не менее роты прибывает французов. — Сенявин отчеркнул на карте вход в бухту. — Лористон исподтишка сооружает батарею в двух милях от крепостей. Надобно завтра подойти поближе к берегу и отогнать французов. Пускай знают честь, глядишь, авось и пушки нам достанутся.
— А что же с перемирием? — осторожно спросил Сорокин.
— А вы прикажите стрелять только в сторону, они поймут. Мыслю, что ждать осталось не долго. Вы будьте готовы, чуть что, немедля блокадой обложим Дубровник, пресечем коммуникации французов. — Сенявин, размышляя, помолчал и в раздумье проговорил: — Нам о другом забывать нельзя, как бы Порта проливы не заперла. Худо-бедно, черногорцы еще помогают припасами. — Он оживился. — А славно было бы, ежели бы Бонапарт обратил свои силы в Европе в другую сторону.
Предосторожность Сенявина была не напрасной.
Лористон, возвратившись от Сенявина, убеждал Мармона начать действовать:
— Сенявин хочет выиграть время, укрепить позиции.
Но Мармона и не следовало уговаривать. За два месяца перемирия он удвоил свои войска до двадцати тысяч, подвез артиллерию. В ближайшем порту Сполатро стояли восьмипушечная тартана «Наполеон» и десяток канонерских лодок.
— Мой генерал напрасно волнуется, — успокоил собеседника Мармон, — на днях я получил от принца Евгения приказ императора. Он предписывает нам, лишь только спадет жара, собрать все силы и сбросить русских в море, а черногорцев загнать в горы. Пришло время рассчитаться и с теми и с другими. Тем более, сегодня я получил донесение, что русские начали обстрел наших батарей. — Мармон ухмыльнулся и продолжал: — Адмирал сообщил, что у него есть приказ охранять Которо, а это значит, война продолжается.
— Выходит, перемирие с русскими прервано? — недоумевал Лористон.
В ответ Мармон развел руками:
— Как знать, генерал, быть может, Сенявин знает что-то большее, чем мы с вами. Договор в самом деле еще не ратифицирован. Завтра же я пошлю к Сенявину офицера — объясняться.
Посланец Мармона появился в Которо ко времени. Лицо русского адмирала светилось искренней улыбкой, он не скрывал радости…
Два часа назад вдруг появился фельдъегерь из Петербурга:
— Император отменяет все свои прежние распоряжения и приказывает вам удерживать Которо. Парижский договор, подписанный Убри, государь не ратифицировал.
Весть об этом мгновенно облетела все корабли и достигла берега. Которцы и черногорцы обнимали друг друга.
Утомленного
— В Париже рассчитывали, что Англия с уходом Питта [66] пойдет с Францией на мир, однако просчитались. К тому же в Пруссии Фридриху тоже пришлось не сладко. Половину Германии подмял под себя Бонапарт, а обещанного Ганновера Фридриху не отдал. Потому ныне Фридрих все более к союзу с нами клонится.
66
Питт Уильям Младший (1759–1801) — премьер-министр Великобритании в 1783–1801 и 1804–1806 гг., один из главных организаторов коалиций европейских государств против наполеоновской Франции.
Курьер отпил немного вина и продолжал:
— Стало быть, в гвардии нашей, ваше превосходительство, и при дворе Бонапарта «исчадием дьявола» нарекли. В особенности аустерлицкое несчастье ему простить не могут.
В распахнутые оконца адмиральского салона потянуло вечерней прохладой. Раскаленный солнечный диск на глазах уменьшался, погружаясь в синеву далекого горизонта. Прощальные багрово-золотистые блики протянулись по зеркальной глади спокойного моря. Горнисты играли вечернюю зорю.
Слушая курьера, Сенявин невольно проникался чувством неприязни к всесильному властелину с берегов Сены. «Захватил пол-Европы, народы многие разорил, а ему все мало».
Отпустив петербургского гостя, адмирал поднялся на шкафут. Озаренный алым светом небосвод напоминал о только что скрывшемся в морских просторах солнце. «Красно солнце ввечеру — моряку бояться нечего», — пришла на ум старинная присказка моряков.
С бака донеслась незатейливая мелодия. Два или три матроса запевали чисто и звонко, остальные дружно подтягивали:
Запоем-ко мы, братцы, песню новую, Что которую песню пели на синем море, Как на батюшке на соколе на корабле, Утешаючи полковничка младого.Песня была знакома еще со времен службы на эскадре Ушакова, и, как часто бывало раньше, адмирал начал подпевать вполголоса:
…Еще есть ли на святой Руси такова трава, Чтоб которая росла, трава, без корени, Без корени трава росла, без цветов цвела; Чтоб которая матушка не плакала…На следующий день Сенявин не мешкая послал десант, и он с ходу захватил французскую батарею.
— Нынче мы не будем ждать атаки неприятеля, — пояснил перед вылазкой адмирал Попандопуло и Негошу, — надобно произвести внезапную диверсию и откинуть французов подальше от крепости.
В середине сентября, разведав позиции французов, русские батальоны и черногорцы атаковали их и отбросили к Дубровнику. Сенявин намеревался преследовать французов, но вконец раздраженный Мармон на этот раз опередил его.