Адмирал Сенявин
Шрифт:
Французы безмятежно продвигались вдоль моря. У стен Цавтаты вдруг оцепенели. Вначале со стороны моря внезапно появились канонерки и начали хлестать огнем по их колоннам. Не успели они опомниться, как со всех сторон на них навалились егеря и стрелки. Французы дрогнули и покатились назад. Вдогонку им летела картечь линейного корабля «Уриил». Шквал огня преследовал их до предгорий Дубровника. Лишь здесь они пришли в себя и остановились. Лористон, получив еще пушек и солдат, укрепился на отвесных скалах.
Июньским утром 1806 года Сенявин, Вяземский и Негош стояли на вершине небольшого холма. Вдали,
Всматриваясь в позиции французов, Сенявин нет-нет да и вспоминал вчерашний визит парламентера генерала Лористона. Во время минувших боев черногорцы дрались отчаянно и в пылу сражения часто не брали в плен сдающихся французов. Так докладывал Вяземский. Лористон жаловался на «жестокость» русских солдат, предлагал ему удалить из войск черногорцев и которцев.
Сенявин тут же ответил Лористону: «Вы так ошибаетесь, г. генерал, что я почитаю совершенно излишним опровергать вас. Ваши офицеры и солдаты могут засвидетельствовать, с каким человеколюбием обходимся мы с ними; напротив того, у наших, которые иногда по несчастью делаются пленными вашими, отнимают платье, даже сапоги».
О черногорцах пояснил вразумительно: «Когда увидели они, что неприятель несет огонь и меч в их мирные хижины, их справедливое ожесточение ни моя власть, ни митрополит не в состоянии были удержать от обычая: не давать пощады, резать головы пленникам. По их воинским правилам оставляют жизнь тем, кои, не вступая в бой, отдаются в плен. Впрочем, рагузцы ваши поступают точно как и черногорцы». Напомнил он французскому генералу: «Не вижу конца несчастиям, которые нанесли вы области Рагузской, принуждая жителей сражаться против нас, подвергаете их двойному бедствию». И наконец посоветовал: «Оставьте крепость, освободите народ…»
— Лазутчики сказывают, у Лористона не менее двух тысяч войска, — первым нарушил молчание генерал Вяземский, — вдобавок тысячи три рагузинцев.
Негош покрутил усы:
— Против моих соколов им не устоять.
Адмирал задумчиво смотрел на горы. «Вначале надобно выбить французов из редута — туда пойдут егеря, — размышлял он, — а на штурм укрепленных склонов пустим черногорцев и которцев». Волею судьбы ему впервые выпало руководить сухопутным сражением.
— Сколько у вас егерей, Василь Васильевич? — спросил Сенявин и сам ответил: — Тысяча двести, да прибавьте морской сводный батальон, получится уже тысяча семьсот.
Вяземский согласно кивнул, а Сенявин продолжал:
— У Петра Петровича, — указал на Негоша, — тысячи две с половиной стрелков. Стало быть, всего у нас свыше четырех тысяч. Для атаки маловато, у неприятеля поболее в полтора раза. Однако мы устроим демарш с моря, отвлечем часть сил. — Он показал на самую высокую вершину: — Сия высота господствует над Дубровником, посему считать будем ее головной целью штурма. Вы, Василь Васильевич, соберите офицеров своих и черногорских на рекогносцировку и определите каждому направление штурма. Атаку начнем пополудни в два часа, дав войскам добрый обед.
Договорившись о связи и сигналах, Сенявин ушел на «Селафаил». Там ждали его распоряжений офицеры. Отряду Сорокина из шести судов адмирал
— Будет возможность, Александр Андреевич, выбросьте на остров десант, но понапрасну не рискуйте, — Сенявин посмотрел на Быченского, — вам, Иван Тимофеевич, с «Уриилом» и двумя фрегатами штурмовать порт Кроче с выброской десанта. — Сенявин помолчал, обвел присутствующих взглядом. — В основном уповаю на силу духа служителей наших и милость Божию, — он усмехнулся, — однако на Бога надейся, а сам не плошай.
Закатное солнце уже коснулось горизонта. Пробили склянки. Сенявин собрался на ужин. Вошел Рожнов:
— Ваше превосходительство, шлюпка с берега направляется к «Селафаилу».
Спустя полчаса в кают-компании появился посланник Санковский. Вид у него был утомленный и встревоженный.
— Прошу к столу, — радушно пригласил Сенявин, — отужинайте корабельной каши. — Он не стал расспрашивать Санковского за столом, догадался, что произошло что-то необычное. Так оно и оказалось.
Когда они уединились вдвоем в каюте флагмана, Санковский вынул из портфеля пакет:
— От графа Разумовского — срочная депеша.
Распечатывая пакет, Сенявин вспомнил: как-то Чичагов сообщил ему, что через Разумовского будет иногда посылать срочные депеши… Первые же строчки поразили его не менее, чем полученное три месяца назад повеление возвратиться на Черное море. Сенявин еще не получил ответа на свои донесения царю о захвате Которо и надобности удержать его, и вот пожалуйста — Разумовский предлагает незамедлительно сдать Которо австрийцам. Сенявин непонимающе посмотрел на посланника. Тот вздохнул, развел руками:
— По имеющимся у меня бумагам, ваше превосходительство, граф Разумовский сообщает, что государь направил в Париж статского советника Убри [64] для переговоров с Бонапартом…
— На предмет чего переговоры, позвольте узнать? — спросил Сенявин.
— Убри уполномочен вести переговоры о мире.
— Ну и пусть на здоровье занимается дипломатией, — лукаво усмехнулся Сенявин. — Мы-то здесь при чем? — Спрашивая, адмирал загодя знал ответ посланника, но вида не подал.
64
Убри Яков Яковлевич (1734–1779) — выходец из Голландии, советник Коллегии иностранных дел России.
— Видите ли, ваше превосходительство, — вкрадчиво продолжал Санковский, — Убри имеет полномочия в качестве условий мира с Бонапартом уступить французам Которо и убрать наши войска из Далмации и островов.
Сенявин нахмурился.
— Нынче для меня граф Разумовский и советник Убри не указ. Пока мне не поступит повеление его величества, никаких действий предпринимать я не намерен.
Посланник хотел что-то возразить, но Сенявин мягко остановил его:
— Назавтра назначено наступление на французов, господин советник, так вы уж поберегите себя и соблаговолите нынче же съехать на берег и отправиться в Которо. Мы встретимся там через неделю и продолжим беседу. — Прощаясь, Сенявин предупредил: — Прошу вас известие сие держать в тайне от всех.