Адмирал Сенявин
Шрифт:
Казалось, сенявинский план полного изгнания французов из Далмации близок к осуществлению, но судьбу Дубровника предопределили события, происходившие за тысячи километров отсюда.
Когда Сенявин приехал на позиции егерей, генерал-майор Вяземский встретил его встревоженно:
— Ваше превосходительство, несмотря на зримые потери, все же у Лористона в крепости солдат поболее наших намного, и не дай Бог Молитор устроит нам какую-нибудь западню.
Сенявин молчал, невозмутимо вышагивая вдоль растянувшихся на многие километры осадных позиций, отвечая на приветствия матросов, егерей, черногорцев.
Выждав, Вяземский
— Положение наше усложняется недостачей осадных войск, а кроме того, — князь понизил голос, — черногорцы начали самовольно оставлять редуты и расходиться по домам. Кто-то пустил слух, что наши войска вот-вот уйдут из Дубровника, покинут Которо навсегда и сдадут его австрийцам.
— Об этом мне ведомо, князь. — Сенявин остановился.
Неделю назад ему доложили, что в Которо уже известно о переговорах русского императора с Наполеоном.
— И то, что слухи такие достигли Которо, тоже знаю. Но поймите, что Дубровник — это сердце Далмации. И ежели все черногорцы уйдут, мы все равно останемся хозяевами. Взгляните сами. — Сенявин показал на единственную дорогу из крепости. — Путь этот и сама крепость под прицельным огнем наших пушек. С другой стороны — турецкие владения, оттуда французы не пройдут, турецкий паша меня сам заверил, что французов не допустит. В случае же помощи Молитора и возможной вылазки неприятеля у нас надежный щит на море. — Адмирал кивнул на белеющие паруса эскадры. — До порта Кроче ходу не более часа. Корабельные пушки надежно прикроют и отход, и погрузку войск на суда.
Слушая адмирала, Вяземский сомнительно качал головой. Видимо, не верил в полное морское превосходство над французами и в преимущество данной ситуации. Возможно, потому, что раньше, по службе, не приходилось совместно действовать с моряками.
— И все же, ваше превосходительство, — осторожно заметил генерал, — внезапная вылазка французов может лишить нас всей артиллерии. — Вяземский кивнул на батарею. — Пушки-то мы скоро отсюда не уберем, бросать придется.
Сенявин понимающе посмотрел на генерала.
— Это, князь, пожалуй, верно. Но при этом пушки все, — Сенявин быстро окинул взглядом батарею, — стоят не более тысячи червонцев. В случае их потери я вину приму на себя. Но главное нам — людей вывести из-под удара вовремя. В успехе этого дела я не сомневаюсь.
Покидая позиции, адмирал отвел в сторону командира батареи капитан-лейтенанта Дмитриева:
— На войне всякое бывает. Ежели французы вдруг вылазку успешную произведут и атакуют батарею, так вы немедля пушки заклепывайте. А те, что не успеете заклепать, — Сенявин кивнул на отвесную скалу, — бросьте в пропасть.
Дмитриев лихо вскинул руку к шляпе.
— Неприятелю, ваше превосходительство, ни одной исправной не достанется.
Между тем Лористон в крепости приходил все в большее отчаяние. Он не ожидал такого исхода. Войск у него действительно больше, чем у русских, но в крепости нет воды — ее отрезали, на исходе провиант. Французов может выручить только отряд Молитора. Но он послал уже нескольких гонцов к генералу, а ответа нет.
Неожиданно Лористону доложили, что многие отряды черногорцев начинают покидать позиции. Оказалось, кто-то принес весть — русские должны сдать Которо то ли австрийцам, то ли французам. Услышав об этом, большинство черногорцев, не слушая Негоша, стали разбредаться по домам, отводить отряды в сторону Которо.
А через две недели прибыл лазутчик от Молитора, и Лористон воспрянул. Молитор сообщал, что на днях произведет внезапное нападение на русских со стороны турецких владений. Он уже договорился с турецким пашой, и тот без проволочек пропустит французов.
24 июня, как всегда, батареи с утра обстреливали Дубровник, выпустили около сотни ядер и брандскугелей.
После полудня задремавшего было в палатке Вяземского неожиданно разбудил адъютант.
— Ваше превосходительство, подле турецкой крепости замечено движение французов.
Как был, в расстегнутом сюртуке, князь выбежал из палатки. День стоял ясный, солнечный. Возле турецкой крепости, стоявшей на вершине, километрах в семи, невооруженным глазом были видны колонны французов. Змейками они растекались, спускаясь к дороге. «Вот каналья Молитор, — подумал князь, — никак, обвести нас хочет и отрезать от Которо».
Тут же Вяземский отправил гонца с тревожной вестью к Сенявину.
На «Селафаиле» сигнальный матрос обнаружил французов почти одновременно с пикетами — Сенявин приказал круглые сутки наблюдать за турецкой крепостью, которая хорошо просматривалась через лощины с кораблей, стоявших на рейде.
На шканцы Сенявин вышел одновременно с Рожновым.
— Как всегда, коварные янычары нас предают без совести, — вздохнул Рожнов.
— Что верно, то верно, — согласился Сенявин, наблюдая в подзорную трубу за французами, которые все новыми колоннами беспрерывно появлялись из-за крепостных стен и спускались в лощину. «Сдается, у Молитора тысячи три войска, и он намерен отрезать наши войска с юга. Пожалуй, нынче осада Дубровника нам будет не под силу и потери станут бессмысленными. К вечеру Мармон [65] будет у наших позиций, однако надобно его провести». Сенявин подозвал адъютанта.
65
Мармон Огюст (1774–1852) — герцог Рагузский, французский маршал, адъютант Наполеона. После падения Наполеона перешел на сторону оппозиции, сопровождал короля; в 1826 г. представлял Францию на коронации Николая I в Москве.
— Поспешите к Вяземскому и передайте ему: войскам отходить для посадки на суда в Кроче, и пусть направит небольшой отряд для ложного маневра. Все это изложено в записке. — Адмирал передал адъютанту конверт.
Приказание Сенявина генерал встретил недовольно. Войска строились для марша по дороге в Цавтату и дальше берегом в Которо. В это время подбежал, весь мокрый от пота егерь, посланный Бабичевым.
— Ваше превосходительство, — едва переводя дыхание, выпалил он, передавая пакет, — француза видимо-невидимо. Прет без удержу. Капитан Бабичев наказали передать, что не управится.
Вяземский с досадой прочитал записку Бабичева. Тот сообщал, что французы его теснят, видимо, их не сдержать, и он начинает отходить к Цавтате. «Стало быть, Сенявин прав, — размышлял Вяземский, — иного пути, кроме как морем, у нас нет. Только каким образом все это обернется? Только бы еще не ударил Лористон…»
Собрав офицеров, он наметил маршрут отхода и прикрытие.
— Двигаться только лощинами, скрытно, — объявил он в конце. — Кивера всем снять, дабы неприятель нас не обнаружил.