Адония
Шрифт:
– И что это значит? – с любопытством спросил из своего угла Люпус.
– Это значит, патер, – не без торжественности произнёс Филипп, – что у нас появился ещё один отличный стрелок.
Соучастник
Весной разбойничьи шайки Люпуса поползли из монастыря по направлению к большим городам. Адония, обедая с патером в его апартаментах, однажды спросила:
– Может быть мне съездить «в свет» с одним из отрядов? Цынногвер вот очень зовёт.
– Нет, дочь моя, – негромко возразил старый монах. – Нам с тобой предстоит иное путешествие.
– С вами, патер?! – вспыхнула от радости девушка.
– Да. Появилась надобность мне и моей личной охране наведаться в пару мест.
– А кто, если не секрет, состоит в вашей личной охране?
– Люди, – растянул в улыбке коричневые щёки монах, – которых любой встретившийся на их пути ни за что не назовёт тренированной волчьей стаей. Одна семнадцатилетняя скромная девушка. Один застенчивый, невзрачный подросток. И вот третьего никак не выберу, – всё гадаю: Глюзий или Цынногвер?
В эту минуту, постучав, вошёл и поклонился Филипп. Протягивая монаху лист бумаги с написанным на нём единственной цифрой, он пояснил:
– Привезли деньги от Джованьолли.
Адония, всмотревшись в цифру, снисходительно улыбнулась. И вдруг, взглянув на Филиппа, озадачилась: он с той же ироничной, возмутительной снисходительностью смотрел на неё. Когда Филипп вышел, Адония недовольно проговорила:
– Чему это, интересно знать, он так улыбался?
– Своему пониманию того, чему улыбалась, в свою очередь, ты, – туманно пояснил Люпус.
– Не могу постичь смысла, патер, – призналась Адония.
– Твоя снисходительность, если не сказать – пренебрежение, – стал растолковывать Люпус, – были вызваны сравнением суммы, добытой тобой, и суммы, присланной Джованьолии.
– Что ж, это так.
– Но тобой ли одной было добыто состояние Гаррета? Имелись ли у тебя соучастники?
– Кроме вас? Ну… Не знаю.
– А Филипп знает. Каким образом, по твоему, барон лишился наследников? Чего стоила одна только собирательница ягод. Думаешь, это легко – несколько дней таскать на себе ящик с парой осиных гнёзд, выслеживая наследницу, а потом, выпустив ос, держать её над этим ящиком, пока они не накачают её достаточной мерой яда? Да ещё держать вслепую, укутавшись в душный войлочный балахон! Ты знаешь, что жало осы пробивает даже суконную куртку? А потом в этом балахоне и с ящиком продираться несколько миль по лесу, потом лежать, задыхаясь, и ждать, пока осы отстанут? Или человек, вышедший во время ночной пирушки в метель, и найденный только утром – далеко от дома…
– Так это всё – наш Филипп?!
– В основном он.
– Как стыдно, – покраснев, прошептала Адония. – А я тут нос задираю. Доска моя висит первой…
– А Филипп, значит, тебе даже не намекнул? Молодец.
– Скажите, патер, – вдруг попросила всё ещё красная от стыда Адония. – Можно, чтоб этим третьим с нами поехал Филипп? Право, он мне симпатичен.
– Что ж, – кивнул, подумав, монах. – Хорошее разрешение моей трудной задачи. Стало быть, и не Глюзий, и не Цынногвер. Ну, пусть так и будет.
– Когда отправляемся, патер?
– Думаю, через неделю.
– А Маленький знает?
– Ещё нет.
– Можно, я скажу ему?
– Конечно, скажи.
И Адония, наскоро поклонившись, выбежала из столовой.
Глава 9
Бронзовый лучник
Никому из своих подданных Люпус не сообщил о той острой тревоге, которая заставила его покинуть надёжное логово и отравиться в длительное, с неясным маршрутом, и бесцельное, на первый взгляд, путешествие. Тревогу вызвало то, что два его отряда, две проверенные, опытные разбойничьи шайки – произнести страшно! – исчезли, растворились не в таких уж бескрайних просторах Англии; пропали до последнего человека.
Молодая семейная пара, а с нею старик и невзрачный, с унылым взглядом подросток не спеша ехали в том направлении, куда убыли в своё время исчезнувшие отряды. Люпус с болезненным, острым вниманием искал видимые лишь посвящённому взору следы.
След оборотней
Четверо всадников приближались к небольшому торговому поселению.
– Люгр! – оповестил спутников тот, кто был очень похож на рыцаря, как их изображали художники романтической древней эпохи: свободно отпущенные тяжёлые плечи, прямая, чуть отклонённая назад спина, аристократическое, с мужественными чертами лицо.
– Большой город? – торопливо поинтересовался ехавший сзади подросток.
– Если ехать нашим шагом, – рыцарь легко развернул в седле тяжёлое тело, – минут через десять-двенадцать выедем с другой стороны. Сейчас будет рынок, сразу за площадью – церковь, дома, караульная башня, потом снова дома, да, дом аптекаря, знатный аптекарь в Люгре, в самом конце – трактир. Так. Потом водяная мельница, дом мельника… Всё. Выезд.
Пока он произносил эти слова, ехавшая рядом с подростком, одетая в мужскую дорожную одежду девушка вполголоса проговорила:
– Обедаем не в трактире, а у реки. Две гинеи.
– Идёт! – выговорив одними губами, согласился с ней юный спутник.
В эту минуту рыцарь обернулся к ним и, как будто подслушав, громко сказал:
– Обедаем в трактире!
Подросток немедленно ткнул девушку в бок и радостно прошипел:
– Проспорила!
В васильково-синих глазах пронеслась лёгкая искра досады. Девушка, выщипнув из плотных гнёзд в кожаном поясе пару золотых монет, с силой бросила их вверх – и, дав лошади шпоры, ушла вперёд. Мальчишка, так же взбодрив лошадь, вытянул руку и ловко поймал падающие сверху монеты.
Уже перед самым въездом в Люгр, догнав спутницу, подросток, дразня, показал ей проигранные гинеи. С надменным сочувствием взглянув на него, девушка вытянула из пояса ещё две точно таких же монетки и, привстав в седле, небрежно бросила их в дверной проём пустующей караульной будки. Подросток, слегка покраснев, отвернулся, и с деланным безразличием стал смотреть в сторону.
Город, действительно, проехали быстро. Показался обещанный Филиппом трактир. Здесь все, оставаясь внешне спокойными, добавили во взгляды внимательности. У забора, обессиленно к нему привалясь, стоял человек с обезображенным, залитым кровью лицом. Он поднёс ко рту руку, не выплюнул, а с усилием выдул в неё осколки передних зубов, коротко простонал и, закатив глаза, сполз на землю.