Адское Воинство
Шрифт:
— А может, и на ручке двери, за которую он взялся, когда пришел домой, — добавил Ноэль.
— Или на ключе.
— Но ведь он мог вытереть и ручку, и ключ, — возразил Вейренк.
— Надо проверить, не выбрасывал ли один из них какой-нибудь костюм. Еще он мог сдать его в чистку.
— В общем и целом, комиссар, — сказала Ретанкур, — вы поручаете нам следить за обоими Крисами, как если бы это были убийцы, и одновременно просите нас не считать их таковыми.
— Вот именно, — улыбаясь, кивнул Адамберг. —
— Просто так, из благородных побуждений, — сказала Ретанкур.
— Благородные побуждения — штука полезная. Они возвышают душу, а это очень важно в определенные моменты, например сегодня вечером, когда произойдет зачистка квартала Бют, в которой не будет ничего возвышенного. Ретанкур и Ноэль займутся старшим братом, Кристианом, или Крисом-Один. Морель и Вейренк — младшим, Кристофом, или Крисом-Два. И давайте соблюдать этот код, мой телефон прослушивается.
— Нам понадобятся две группы для ночного дежурства.
— Возьмете Фруасси, она установит разнонаправленные микрофоны, Ламара, Мордана и Жюстена. Машины должны стоять на порядочном расстоянии от особняка. Там есть охрана.
— А если нас заметят?
Адамберг несколько секунд подумал, потом безнадежно покачал головой.
— Значит, нас не заметят, — подытожил Вейренк.
XVII
Когда Адамберг возвращался к себе через сад, его остановил сосед Лусио.
— Привет, hombre, — сказал он.
— Привет, Лусио.
— Глоток хорошего пива тебе не повредит. В такую-то жару.
— Не сейчас, Лусио.
— И при всех твоих неприятностях.
— А у меня неприятности?
— Безусловно, hombre.
Адамберг всегда серьезно относился к заявлениям Лусио, поэтому он остался в саду и подождал, пока старый испанец принесет холодное пиво. Лусио регулярно мочился на ствол бука, и Адамбергу казалось, что именно из-за этого сохнет трава вокруг дерева. Или, возможно, тут была виновата жара.
Старик откупорил две бутылки пива — маленьких бутылочек он не признавал — и протянул одну из них Адамбергу.
— Два парня что-то вынюхивают, — между двумя глотками произнес Лусио.
— Здесь?
— Да. С невинным видом. Просто гуляют по улице, вот и все. Но чем невиннее у кого-то вид, тем виноватее он кажется. Ищейки, не иначе. Любители всюду совать свой нос. Ищейки никогда не ходят, глядя вперед или себе под ноги, как все люди. Они шарят глазами по сторонам, точно туристы в историческом центре. Но наша улица не в историческом центре, верно, hombre?
— Верно.
— Это ищейки, и их интересует твой дом.
— Хотят сориентироваться на местности.
— А еще следят, когда уходит и возвращается твой сын, наверно, чтобы знать,
— Любители всюду совать свой нос, — пробормотал Адамберг. — Парни, которым однажды затолкают в горло хлебный мякиш.
— Ты хочешь затолкать им в горло хлебный мякиш? Зачем?
Адамберг развел руками.
— Ну так вот что я тебе скажу, hombre. Если ищейки пытаются залезть к тебе в дом, значит у тебя неприятности.
Адамберг дунул на горлышко бутылки, чтобы получился негромкий свист — с маленькой бутылочкой так не получится, справедливо утверждал Лусио, — и уселся на старый деревянный ящик, который его сосед поставил под буком.
— Ты сделал какую-то глупость, hombre?
— Нет.
— С кем-то поссорился?
— Вторгся на запретную территорию.
— Очень неразумно, amigo. Если вдруг надо будет спрятать что-нибудь или кого-нибудь в надежном месте, ты знаешь, где мой запасной ключ.
— Да. Под ведром со щебенкой, за сараем.
— Ты бы лучше положил его в карман прямо сейчас. Хотя тебе виднее, hombre.
На пластиковой скатерти, запачканной Эльбо, были поставлены три прибора. Кромс и Момо ждали Адамберга к ужину. Кромс приготовил лапшу с тунцом в томатном соусе, это был вариант риса с тунцом и томатами, который он подавал на ужин несколько дней назад. Надо попросить его внести в меню хоть какое-то разнообразие, подумал Адамберг. Но тут же отказался от этой мысли: не стоило из-за надоевшего тунца критиковать сына, которого он так мало знает. Притом в присутствии Момо, которого он знает еще меньше. Кромс накрошил немного рыбы на скатерть рядом со своей тарелкой, и Эльбо принялся жадно клевать эти крошки.
— А ему гораздо лучше.
— Да, — согласился Кромс.
Адамберг никогда не испытывал неловкости, если в компании, где он находился, вдруг наступало молчание. У него не возникало инстинктивной потребности сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы заполнить паузу. Как он говорил, тихий ангел может летать туда-сюда сколько вздумается, ему это не мешает. Сын, по-видимому, унаследовал от него это свойство, а Мо был слишком напуган, чтобы предложить тему для разговора. Но на Мо пролетающий тихий ангел действовал гнетуще.
— Вы дьяболист? — робко спросил он комиссара.
Адамберг непонимающе взглянул на молодого человека. Он с трудом пережевывал то, что было у него во рту. Тунец, приготовленный на пару, — самая жесткая и сухая еда на свете: вот о чем он думал, когда Мо обратился к нему со своим вопросом.
— Я не понял, Мо.
— Вы любите играть в дьяболо?
Адамберг добавил себе в тарелку томатного соуса. Немного подумав, он решил, что у молодежи в том квартале, где жил Мо, «быть дьяболистом» или «играть в дьяболо», вероятно, означает «вести игру с дьяволом».