Адвент
Шрифт:
Обычно домой она ходила пешком, но сегодня как-то уж чересчур закрутило, ветер швырял снег в лицо, обратный автобус подкатил полупустой. Аня сдалась и прыгнула в него. Совсем другое дело! Без Стеши никто не уступал Ане места, не видел в ней страдающую мать, не спрашивал, сколько Ане лет, какой у неё размер лифчика, и в каких журналах у неё публикации, и кто рецензент, и предохраняется ли она, и чем («а моя невестка, знаете, сделала ЭКО»). Никому не было дела до Ани, и прекрасно.
Аня огляделась. Мимо, покачиваясь, проплывали тёмные заснеженные
– Шапку забыли, девушка! – дама вскочила с соседнего сиденья, потрясая вязаной шапочкой в вытянутой руке, но девушка, которая забыла шапку, уже вышла из автобуса, двери закрылись, автобус поворачивал на набережную.
– Давайте, я положу в потеряшки, – кондуктор взяла у неё шапку и унесла в кабину к водителю.
Девушка забыла шапку; можно забыть даже кейс со всеми документами и устроить себе большой геморрой с их восстановлением; от того, что ритуалы собьются с такта, смысл не появится, а жизнь не перестанет воспроизводить заданные формы.
Но, может быть, в этом есть «что-то ещё». Вот, например, Бах – не Кристоф, о котором Аня пишет статью сейчас, а самый известный из Бахов, Иоганн Себастьян, кантор школы Святого Фомы в Лейпциге, человек, написавший несколько циклов церковной музыки, – он очевидно это «что-то» видел, стоял на этом, не мог иначе. В какие-то годы он писал по кантате в неделю, по маленькой одноактной опере, и разучивал её с разношёрстным коллективом музыкантов, и исполнял в церкви. Годовой церковный круг – колесо обозрения, гигантская шарманка, которая рассказывает одну и ту же священную историю, но каждый раз в новых деталях, каждый раз цепляя новые чувства, и в каждом прихожанине – чувства разные, тёмные, сложные (если он, конечно, слушает хоть сколько-нибудь внимательно, а не сплетничает в церкви, как это делало большинство). Кажется, что не под силу одному человеку делать столько работы, но у Баха была цель, он втайне надеялся, что после смерти такой музыкант, как он, встанет одесную Господа и будет продолжать крутить это необозримое колесо в вечности. Не странная ли награда за выполнение всех ритуалов – вечная вариативность и вечная повторяемость всё того же движения?
Но если оставить Баха и посмотреть на других любителей порядка, более близких Ане, – то тут вспоминается Анина университетская
умная
и чрезвычайно, потрясающе красивая
очень правильная, строгая
круглая отличница
перед зачётами и экзаменами
все однокурсники просили конспекты у Иры
потрясающие были конспекты
безупречные, безукоризненные
и отвечала она всегда идеально, исчерпывающе
и всегда примерно себя вела
почти всегда
кроме опозданий
Ира всегда везде опаздывала
хочешь встретиться с Ирой в пять —
скажи ей прийти в четыре тридцать
и ещё Ира везде шапки забывала
каблуки всё время ломала,
проливала на себя кофе
однажды волосы сожгла плойкой
не выспавшись начала их завивать, и сожгла
спешила тоже куда-то, наверно
и из сумки у Иры всё так и сыпалось
воры вырывали у неё кошельки прямо из рук
ещё Ира падала на коленки и расшибалась
зато конспекты у неё были самые крутые,
отличным разборчивым почерком
и училась она на отлично
так вот, и смеялась Ира тоже клёво
ярко, громко и придурковато
смеялась она, только если дать ей хлебнуть вина
звонкий детский смех, дурацкий-дурацкий
щёки у Иры краснели, багровели, оранжевели
хлебнув вина, они с Аней, эти две скромницы, становились как шальные
были готовы пуститься на приключения
ходили по гранитным парапетам на шпильках
однажды лимузин тормознули
а как-то полезли на крышу, и Ира напоролась
на железный штырь
пришлось в больнице зашивать живот
но всё обошлось в итоге
наутро Ире бывало очень стыдно
она снова краснела – на этот раз
за своё поведение
ну полный коллапс! Как она могла!
Ира снова надевала пиджак, наносила на лицо неяркую, но плотную косметику
становилась строгой и правильной.
Иначе никак!
Они обе рано начали работать
но Аня работала на всяких случайных работах
и надеялась на научную карьеру
а Ира совершенно отбросила
всякое музыковедение
ей удалось устроиться в банк
и она быстро пошла в гору
попала в отдел, где требовался
самый дотошный и кропотливый труд
работала она под началом психопатичной и взбалмошной дамы
которая третировала Иру как могла
в банке был строгий дресс-код, опоздал больше, чем на пятнадцать минут – штраф
Ира опаздывала, она ничего не могла с собой поделать
и получала штрафы
забывала на работе шапки, ломала каблуки и всё такое прочее
такая уж она была – олицетворение порядка и беспорядка в одном лице
она рассказывала:
когда ей было два года, а её брату год,
их отдали в ясли
и вот они идут навстречу друг другу
из разных углов комнаты в яслях
потом в центре обнимаются и плачут
из яслей их забирали последними
мать часто била