Адвокат философии
Шрифт:
24. Почему же недолюбливают философию?
Судьба философии – судьба нелюбимой или нелюбимого, печальная и нелегкая судьба. Люди любят пофилософствовать в обыденно-житейском смысле, но не приемлют серьезного и ответственного философствования. Почему? Потому что не понимают и не принимают сложность философских размышлений? Действительно, есть достаточно сложный уровень философии, но речь не об этом. Чаще мы сталкиваемся с тем, как люди просто уходят от реальных философских вопросов. Что же стоит за всеобщим неприятием философии как философии, откуда этот заговор презрения, молчания и замалчивания предельных вопросов? Не кроется ли за этим что-то более существенное и нелицеприятное для человека? Не из-за боязни ли, не из-за страха ли перед собой, перед своей последней глубиной (или мелкотой)? Не есть ли пресловутая сложность философии просто-напросто формой ухода от вопросов непонятных, неприятных, страшных? В нелюбви к философии сказывается нежелание человека быть собой.
25. Где исток современной апатии в философии?
Повсеместные уныние и неуверенность, охватившие философскую общественность в последнее время, неуверенность в том, что философия способна занять то высокое место в обществе и культуре, которое у нее было ранее, выносят смертельный приговор философии. Постоянно указывают на закат философии,
26. Дала ли что-то религия философии?
Можно ли говорить о религиозном вкладе в философию? Интересна ли вообще религия для философии? В каком смысле можно философски говорить о «вере», «грехе», «душе», «искуплении», «вечной жизни», «спасении»? Философия соприкасается с Богом, но не так, как это делает религия. Есть Бог философии и есть Бог религии, и это разные «боги». Философия, соприкасаясь с Богом, соприкасается с Бытием, которое в Боге явлено особым образом. В философии через Бога проявляется единство бытия – бытия непостижимого, таинственного и невозможного. Религия, соприкасаясь с Богом, соприкасается с «высшим», которое рассекает бытие на «высшее» и «низшее», аккумулируя «божественное» в «священных топосах» религиозного пространства, которое понижает таинственность всего бытия до его «сакральных локусов», за бортом которых оказывается бытие «профанное», то есть мирское, греховное (по сути, все остальное бытие как бытие). Единое бытие как тайна перестает существовать в религии. Неумение религии сохранить тайну как тайну оправдывается презрительным термином «пантеизм». Такая «сниженная» метафизика мало интересна философии. В религии нет ничего того, чего бы уже не было в философии. Но поскольку путь в философию – это путь через разоблачение своего морального лицемерия, то людей, стремящихся обрести истину в философии, гораздо меньше, нежели в религии. И по прошествии времени можно в целом говорить о враждебном отношении религии к философии. Вся история религии – не борьба с материализмом, атеизмом, неверием и прочими поверхностными и второстепенными вещами, не имеющими серьезного значения для человека; это – борьба с философией, борьба за то серьезное место, которое философия занимает в бытии человека, в его сердце, в культуре. Потому что в сердце человека – не «любовь к Богу», а просто любовь.
27. Кто такой философ?
Истинные философы всегда говорили о том, что философия не привилегия одного человека, не профессиональное занятие группы специалистов, не призвание и даже не особый склад ума и характера (хотя есть «тип философа», и про некоторых людей можно сказать – это философ по преимуществу). Но все это социальные и культурные транскрипции философии, в которых так мало от подлинной философии. Если отрешиться от привычных канонических образов философии, в которых уже давно стерт ее первозданный лик, то можно сказать, что философия – это философское состояние, редкое и прекрасное состояние духа, когда истина приближается к человеку и раскрывается в наиболее полном и ясном виде. Вдруг бытие предстает как тайна – и очевидность. Ничего сверхъестественного, заумного и запредельного, но как при этом неестественно естественное! Как удивительно то, что есть, и то, что вообще что-то есть! Это состояние присуще человеку как таковому, всем людям, а не отдельному человеку, который как-то особенно «занимается» философией. Можно анализировать после именно это состояние, стремясь его понять и описать; таких людей и называют философами (вернее, профессиональными философами). Но это уже вторично; главное же то, что философское совпадает с человеческим, являясь главным показателем человека.
28. Чей удел философия?
Касте профессиональных философов присущ определенный «философский шовинизм», который не только философию отдает малой и избранной группе узких специалистов, но даже народы и культуры делит по признаку философских и нефилософских. «Профессиональный шовинизм» – нормальное явление, когда речь идет о любой области человеческой деятельности, кроме философской. Философский профессионализм уместен, но лишь когда он не выдается за философское делание как таковое. И в философии нужны переводчики, историки, аналитики, интерпретаторы и комментаторы, нужны люди, обладающие «техникой мышления». Все они нужны для того, чтобы философия предстала в культуре как одна из ее форм. Философия, конечно, значима для культуры, но более значима она для жизни. И разве может сама философия принадлежать одному народу, одному человеку или узкой группе людей, связанных какими-то особенными «духовными» или «профессиональными» узами? Это нелепо. Что такое вообще «профессионализм» в философии? Не есть ли это самая радикальная форма истребления философии через ее мнимое углубление? Что такое философский интерес? Может ли он быть частным делом и личным уделом какого-то философа? Или он есть всеобщее? В философии – не частное, а честное. Вот почему в ней ставится вопрос о всеобщей судьбе человека, что делает философию всеобщим делом человека и человечества.
29. Почему философия может претендовать на всеобщую всеобщность?
Потому что философское дело – дело человеческое. Такова аксиома. Аксиома, чья очевидность становится очевидной в результате честной работы ума. Философия раскрывает дело человека как всеобщее дело человека, дело его жизни, потому что жить-то надо человеку – всегда конкретному, вот этому человеку. Но так нужно жить всем. Единичное человеческое философия возводит до всечеловеческого, а всечеловеческое одушевляет единичным, устраняя тем самым крайности, возникающие как в случае усиления индивидуального, так и в обратном случае, в переносе акцента на универсальное. Философия не дает возобладать ни частному, ни общему, препятствуя абсолютизации всего относительного. И поэтому философия – и не «элитарное» занятие, и не «всенародное» дело. Философия – всечеловеческое дело, в котором решается судьба человека и человечества. Только в философии понятно подлинное единство человека. Все и всегда разделяет людей: интересы, пристрастия, желания, таланты, языки, культуры, религии, картины мира, ценности, верования, суеверия, обычаи, законы, времена, пространства. И только философия объединяет всех общей судьбой. У разных людей много разных судеб, совпадающих с частным сюжетом жизни. Но есть человек и его судьба. Вот судьбой человека как такового и занята философия по преимуществу.
30. Понимаем ли мы этот вопрос – о всеобщей судьбе человека?
Это – вопрос о том, понимаем ли мы, что значит ставить вопрос о судьбе человека как человека!
31. В чем заключается особенность философской озабоченности судьбой человека?
Эта особенность в том, что, в отличие от политики, психологии, морали, индивидуальной этики или историософии (и тем более в отличие от теологии, биологии и антропологии в любом ее виде – естественно-научной или «философской»), в отличие от гуманитарных наук, «наук о духе» (как, впрочем, и от наук «о природе»), философия в лице философского вопрошания озабочена не психологическими (или историософскими) частнособственническими (или коллективистскими) вопросами о той или иной судьбе, о характере той или иной судьбы в свете возможного ее наилучшего устроения или хотя бы постижения. Это – дело психологии и политики. Философская озабоченность всеобщей судьбой человеческого проистекает из бытийной взволнованности от чуда бытия, удивления от самого бытия.
32. Почему философское сомнение не есть скепсис?
Скептицизм возникает как разочарование в возможностях познания. В этом смысле скептицизм – несостоявшийся рационализм. То, что в истории философии идет под титулом «философского скептицизма», есть в действительности очень узкий гносеологический нюанс. Философское сомнение – существенный момент в целостной структуре философского вопрошания, которое не связано с возможностью или невозможностью познания. Даже если бы была возможность полного и окончательного познания, философское сомнение не могло бы исчезнуть, поскольку оно возникает по поводу бытия, а не по поводу возможностей его познания. Философское сомнение – не неуверенность, основанная на незнании с соответствующей нерешительностью в выборе. Такое сомнение дискредитирует философию, раскрывая ее как бы нерешительность, половинчатость и т. д. Настоящее философское сомнение – позитивная стратегия вопрошания, конституирующая особый этос философии.
33. Можно ли говорить о современной философии?
Философия сегодня – это не современная философия. То, что всегда, а не только сегодня, идет под рубрикой «современная философия», может быть и не философским, и несовременным. В выражении «современная философия» есть пагубная двузначность. С одной стороны, здесь делается реверанс в сторону философии со стороны общества, которое говорит: «Если есть современная философия, значит, мы вправе требовать от нее социально значимых решений». С другой стороны, именно современная философия убивает философию как таковую. И дело не в том, что есть «вечная философия» и что «философы всегда говорят одно и то же». Дело в том, что философия как таковая всегда современна, то есть со-временна, поскольку со-бытийна. Главное в философии не время, а бытие, и если уж и говорить о времени, то лишь в связке «бытие – время». Иначе происходит распадение внутреннего единства философии на времена, эпохи, идеи, теории, течения, направления, имена, концепты, школы, термины, то есть на историю философии, которая в обратном порядке не собирается вновь в философию. Философия сильна своей вневременностью и несовременностью. Но это более всего не понятно. В этом извечный конфликт между философией и обществом.
34. Что имеет большее отношение к философии: время или бытие?
В философии бытие не какая-либо субстанция, а сама чистая возможность бытия чего угодно. Как возможно чему-то быть? Это есть загадка, удивление и предмет для философского вопрошания. Для философии важно не только как возможно, но и глубоко личное – для чего возможно? Наивно было бы сказать, что первый вопрос рождает натурфилософию, а второй – этику. Здесь соединяются и философия бытия, и философия существования: и человек, и бытие уже есть, они уже включены в онтологический круг тайны бытия. Поэтому возможность чистого «бытия чего угодно», в том числе человека, Бога и времени, есть сущностная основа философии. Время важно и дорого для философии, но как время бытия, а не как время мира, и тем более не как время истории, и даже не как время жизни. Поэтому современность философии задается не ее соотнесенностью с духом времени какой-либо эпохи в истории человечества, но в ее глубочайшей связанности с проблемой бытия. Умение философии выйти к бытию, не увязнув во времени, делает ее по-настоящему современной.