Адвокат по сердечным делам
Шрифт:
– Я сказала, что отдала автомобиль в ремонт сама, а Тофик думает, что я сбила оленя. Ему ничто не грозит, – оправдалась она.
– Спасибо за заботу, – он зло шаркнул ногой и поклонился. – Все равно, у тебя нет ни грамма здравомыслия! О чем ты думала, направляясь в милицию с этой своей драгоценной явкой с повинной?!
– Я выполняла свой гражданский долг, – ответила Евгения, но как-то не совсем убедительно. В ее устах это прозвучало казенно, как лозунг.
– А о нас ты подумала?
Евгения удивилась: при чем тут они?
– Если ты о том, что меня могут взять под стражу, то следователь,
Он недоверчиво хмыкнул.
– Твой сын учится на юриста и мечтает работать в прокуратуре. Ты помнишь еще об этом? – спросил он. – Думаешь, возьмут его туда при наличии судимой матери?
Она поразилась. Этот довод она даже не рассматривала. То, что говорил сейчас Александр, определенно не имело никакого смысла.
– Но, Сашка, это же ерунда! Анкета уже давно никого не интересует. Сын не отвечает за мать, – пробормотала она. – Какое значение будет иметь моя судимость? Иван отлично учится. Что ему может помешать?
– Глупость его матери, вот что, – веско ответил Александр. – Возможно, наш сын и не узнает, по какой причине, рассмотрев документы, его так и не примут на работу. Стандартный ответ: «Вакансий нет. Ждите». Только ты вспомни, пожалуйста, об этом, когда будешь обзванивать знакомых с просьбой найти ему место юриста.
– Знаешь, мне кажется, ты все драматизируешь, – вяло отбивалась она.
– Драматизирую? Мне казалось, что актриса в нашей семье – именно ты! Во всяком случае, тебе отлично удавалось изображать сострадание к человеку, которого ты и знать-то не знала. В то же время, ты напрочь забыла о своей дочери, обо мне, в конце концов!
– Ради бога, Саша, Василисе три с половиной года! Для нее это не проблема. Она что, тоже решила стать прокурором? А тебе что за дело до моей судимости? Ты собираешься пойти в депутаты?
– Не исключено, – угрюмо сообщил он. – Мы с Васькой не хотим зависеть от сомнительной репутации, которую приобретешь ты благодаря своему процессу. Мы думали, что всегда будем гордиться тобой. Может, ты прикажешь нам сопровождать тебя в зал суда? Боже мой! Мне не нужна такая экзотика. У меня были отличные шансы перекинуться в политику, и вот тебе на! Моя собственная жена ложится мне поперек пути.
– Я не думала, что для тебя такое значение имеют формальности, – с обидой заметила Евгения. – Ведь ты меня даже не осудил, когда я сбила человека и оставила его умирать на дороге! Ты не сказал мне ни слова упрека, словно то, что я совершила, – ерунда! А теперь, когда я предпринимаю какие-то шаги, чтобы исправить ситуацию, ты становишься на дыбы.
– Ты не исправляешь ситуацию, а усугубляешь ее! Ты еще веришь, что сможешь оставаться главным редактором после всего этого?
– Но у меня нет нареканий по моей работе, – возразила она. – Меня ценят как специалиста, и, в конце концов, я не совершила кражу в редакции и никого не оболгала на страницах своего журнала.
– Но на твое место найдутся десятки молодых, способных людей, и – заметь! – без судимостей.
Евгения и сама
– Может, еще все и обойдется, – заметила она, с надеждой глядя на мужа. Ей очень хотелось, чтобы он поддержал ее, сказал, что все будет хорошо. – Пусть все это как-то утрясется. Мы оба должны к этому привыкнуть и подождать, что будет дальше. Не нужно рассматривать все в таком мрачном свете. Лучше постарайся расслабиться и найти в этом положительные стороны.
Евгения имитировала оптимизм, которого она вовсе не испытывала на самом деле. Супруги словно поменялись местами. Теперь она пыталась его успокоить, доказывая, что поступила она так, как следовало. Но это было сделать не просто.
– Какие положительные стороны? Ты что, с ума сошла?! – возмутился он. – У тебя был отличный шанс выйти из этой ситуации, не промочив ноги. А теперь дело уже не повернуть вспять. Заявлению дадут ход, и ты глазом моргнуть не успеешь, как окажешься на скамье подсудимых.
– Во всяком случае, я не возьму грех на душу. Неужели ты думаешь, что я могла бы спокойно жить, делать карьеру, зная, что, возможно, я лишила человека жизни?
Александр зажал уши, словно не желал слышать эту бессмыслицу.
– Но ты же убедилась, что девушка жива, что ей оказывают помощь. Неужели твой обвинительный приговор поможет ей поправить здоровье? – недоумевал он. – К чему эти красивые жесты? Если уж тебя так мучила совесть, могла бы передать ей деньги на лекарства. Разумеется, анонимно.
– Какой смысл сейчас все это обсуждать? – спросила вконец измученная Евгения. – Что сделано, то сделано.
Александр смотрел на нее, соображая, стоит ли ему продолжить эту дискуссию. Но, решив, видимо, что спорить теперь действительно не имеет смысла, он только махнул рукой и вышел из комнаты…
На следующий день была суббота, обычно в этот день Евгения отдыхала душой, оставаясь в кругу семьи. Она любила валяться в кровати до тех пор, пока Василиса, шлепая по полу голыми пятками, не заберется между мамой и папой в постель и не притаится, подобно ласковому и хитрому зверьку. Но ее терпения хватало не надолго. Выждав несколько минут, плутовка начинала вовсю тормошить мать и отца, задавая им бесчисленные вопросы и целуя попеременно то одного, то другого. Начиналась веселая возня. Александр умолял оставить его в покое. Он хотел отоспаться за всю рабочую неделю. Евгения тоже вставать не желала, заявляя, что женщины для сохранения красоты нуждаются во сне больше, чем мужчины. В итоге этой почти часовой перепалки они, растеряв остатки сна, нехотя покидали постель. Евгения шла в кухню разогревать завтрак. Александр делал несколько упражнений, а потом отправлялся в душ. Сорок минут спустя семейство, исключая Ивана, у которого в субботу были лекции в университете, чинно сидело в кухне, поглощая приготовленные Нурией кушанья.