Афганские каскадеры
Шрифт:
– Фамилия простая – Николаев, потому и запомнила… Это было… примерно с год назад. Мужчина тот умер в госпитале. Он был ранен когда-то, потом перенес несколько операций… У него имелась инвалидность. Помню, папа сказал, что этот вот Николаев… в ту пору, кажется, старший лейтенант, один из участников боев непосредственно в «черных пещерах». Один из тех, кто выжил и оставил после себя воспоминания об этих давно забытых событиях.
– Ваш отец общался с ним, с этим человеком?
– Он его лично знал, как я поняла… Папа собирал материал для своих книг не только в архивах… – Дочь Смольникова промокнула слезящийся глаз уголком носового
– Лашкаргах? – с замиранием сердца спросила Анна. – Город есть такой в Афганистане.
– Точно!.. Далее, через черточку… Кандагар… И еще какое-то слово, которое я не запомнила. А также даты…
– Какая именно дата?
– Там было цифровое обозначение… Помню только, что эти даты относятся к августу тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года.
– Может, еще что-то вспомните про эту тетрадь?
– За день до гибели папы он мне звонил… Говорил, что собирается передать эти воспоминания умершего не так давно ветерана-«афганца» в архив, в Подольский ЦАМО… Еще он сказал, что этой историей ему вряд ли дадут заниматься, потому что за этим стоят какие-то тайны. И что он надеется, что когда-нибудь наступит время, когда можно будет обнародовать эту историю…
Котов постучал костяшками пальцев в стекло с ее стороны. Анна, повернув голову, недовольно посмотрела на напарника – мол, чего мешаешься, у меня тут важный разговор. Анатолий продемонстрировал ей свой смартфон – кто-то звонит или что-то важное получил…
Дочь Смольникова открыла дверь с другой стороны.
– Надеюсь, эти фрагменты пригодятся вам, господа журналисты, – сказала она, собираясь выбраться из салона. – Мне-то они теперь точно не нужны.
– Спасибо, Ирина Валерьевна!
– Ах да… – Женщина на секунду-другую придержала открытую дверь. – Вспомнила, что было написано на внутренней стороне обложки… Уже папиным почерком, прописными буквами.
– И что там было написано?
– ТАЙНА ЧЕРНОЙ ПЕЩЕРЫ.
Козакова взяла у напарника смартфон.
– Анна, что так долго? – прозвучал в трубке голос Антонова. – Тебе один человек пытается сейчас дозвониться!.. На номер, который ты оставила ей в качестве контактного.
– Не поняла… Кто мне звонит?
– Одна твоя старая знакомая… Нет времени на долгое объяснение – сейчас тебя соединят!.. Поэтому коротко: она тебе предложит поучаствовать в одном журналистском проекте.
– И?..
– И пригласит тебя… приехать в Исламабад.
– Че-его? Куда-куда?
– Есть такой город в Пакистане.
– Я в курсе. Но…
– Так вот: ты дашь свое согласие.
– Эээ… Как это? Почему?!
– Так надо. Полетите, кстати, вдвоем – ты и Котов.
– Но…
– Позже поговорим! Жди звонка, Анна. Отбой.
Котов завел движок и стал выруливать со стоянки.
– Куда мы едем? – удивленно спросила Козакова. – Что вообще происходит, Кот?
– Сначала к тебе, – хмуро сказал напарник. – Вылет в три часа дня из Домодедово, а у нас еще вещи не собраны.
ГЛАВА 26
База Кемп Бастион.
13 октября
Те двое суток, что Иван провел в изолированном медблоке, были не самыми лучшими днями в его жизни…
Препарат, которым его угостила змеюка Джейн, оказался весьма «забористым». Первые минуты его выворачивало наизнанку. Поднялась высокая температура; ему было так худо, что он уже заподозрил, что его и вправду решили спровадить таким вот экзотическим способом на тот свет.
Однако все шло своим чередом. Врачи устроили новому пациенту промывание желудка. Потом накачали какими-то препаратами и ослабевшего, мало что соображающего уложили под капельницу.
Уложили, кстати, на то самое койко-место, которое прежде здесь занимал Боб.
Что касается первых часов и даже целиком первых суток его пребывания на больничной койке, то Иван не запомнил из этого почти ничего. Его как будто опием напичкали: бредовые картинки шли в его воспаленном мозгу сплошной чередой; не оставляя, впрочем, внятных, сколь-нибудь связных воспоминаний об увиденном. На вторые сутки ему полегчало; он уже способен был узнавать окружающих. Первым, кого Иван увидел, когда очнулся после этого болезненного забытья, был не кто иной, как парнишка по имени Залмай – тот сидел у его кровати, кажется, неотлучно, подобно тому, как он дежурил ранее у постели Боба. Иногда в палате ненадолго появлялась Джейн, одетая в знакомый зеленоватый комбинезон. Кроме этих двоих да знакомого ему по прежним визитам старшего медика, Иван более никого здесь не видел.
Ночь с субботы на воскресенье он проспал сном младенца – как в яму провалился. Утром, около восьми, его разбудил старший медик.
– Совсем другое дело, – сказал врач, осмотрев пациента. – Желудочно-кишечный тракт мы вам почистили, кровь проверили, печень в норме… – Медик снял датчики, после чего извлек внутривенный катетер. – Выпейте это. – Он протянул Козаку две оранжевые капсулы и пластиковый стаканчик с водой. – Через полчаса сможете позавтракать…
Козак, чуть поколебавшись, все же забросил в рот капсулы и запил водой из стаканчика.
– На специальную диету переводить вас смысла не вижу, – сказал врач. – Но в ближайшие несколько суток воздержитесь от употребления острой и жирной пищи… Можете принять душ, переодеться – одежду вам сейчас принесут. Ну, и далее занимайтесь своими делами.
– Я что, могу быть свободен, доктор? – уточнил Иван. – Я правильно понял?
– Вы в полном порядке, Айвен, – доктор усмехнулся. – Во всяком случае, по моей части.
Иван закатал рукав пижамы. Скосил взгляд на свежий – с наложенным швом – шрам, появившийся на левом предплечье. Удивленно посмотрел на медика.
– А вот это что такое?
– Беспокоит?
– Да не сказал бы… Так, зудит немного.
– Потребовалось сделать небольшой разрез… для катетера…
– Странное место для этого выбрали.
– Не стоит беспокоиться. Через денек-другой зуд пройдет. А еще через неделю и следа не найдете.
Козак, переодевшись после душа в родной камуфляж, выбрался из медблока на свежий воздух. Неподалеку от входа, на площадке, обнаружился пикап «Ниссан Патрол» – та самая «тачанка», которую они с Хансом выбрали в гараже на замену «убитому» на минном поле «Дефендеру». Датчанин, увидев показавшегося в проеме дверей человека в такой же, как у него, униформе, выбрался наружу.