Африка грёз и действительности (Том 2)
Шрифт:
Вся обширная территория Огадена, большим треугольником раскинувшаяся до границ Британского и бывшего Итальянского Сомали, формально входит в состав Эфиопии. Итальянцы догадывались, что здесь есть что-то получше, чем море песка и колючих кустарников. Но и англичане это понимали. Во время второй мировой войны они вытеснили из этой области фашистские войска, но сами уходить не собирались. [14]
Джиджига несколько напоминает Танжер. Конечно, не расположением и не внешним видом, потому что здесь нет ничего похожего на море или на минареты. Зато черный рынок процветает в Джиджиге так же роскошно, как и на африканском берегу Гибралтарского пролива.
14
В 1955 году Англия возвратила Огаден Эфиопии. — Прим. ред.
А результат?
— Пачка «честерфильд» [15] за четыре доллара!
— «Кемел» [15] лучше! Купи, господин! Четыре доллара пачка!
— Какие доллары?
— Эфиопские, господин, купи пачку!
Стайка мальчишек окружает каждый автомобиль, как только он въезжает в Джиджигу, даже если на дворе ночь. Они лезут в машину чуть не через окна, так торопятся всучить вам за несколько грошей целые пирамиды сигарет. Американские сигареты здесь стоят во много раз дешевле, чем в Эфиопии или в Сомали, однако на границе никто не поинтересуется, не везете ли вы с собой сигарет. А ведь в Сомали их выдают по карточкам.
15
«Честерфильд» и «кемел» — марки американских сигарет. — Прим. ред.
15
«Честерфильд» и «кемел» — марки американских сигарет. — Прим. ред.
После нескольких дней тягчайших испытаний «татра» остановилась во дворе чего-то такого, что в Джиджиге называется гостиницей. Хозяин предприятия, усатый господин восточного вида и неопределенного происхождения, не каждый день принимает постояльцев, приезжающих в автомобиле. Он проводил нас в «парадную» комнату. Голые, чисто выбеленные стены, грубо отесанные двери, решетки на крошечном оконце общей площадью четверть квадратного метра. Сквозь дыры в потолке из гофрированного железа заглядывают к нам звезды. Роскошная обстановка наших апартаментов состоит из двух железных коек, кувшина и жестяного умывальника. Но мы только смутно воспринимаем окружающее.
Молча сидим на краю постели. Неужели это правда? Неужели мы действительно в Джиджиге? Вот когда мы отдаем себе отчет в том, что мы ведь не верили в эту возможность. Не верили, что выберемся из всех ловушек Восточной Эфиопии, сохранив машину…
— Юрка, что это у тебя на лице?
— А что там может быть… посмотри на руки, на свои руки, да и на мои тоже!
Непонятная смесь сажи, олифы, колесной мази и масла и чего-то еще незнакомого размазалась по всем предметам, к которым мы прикасались до этого. Все было испачкано — брюки, простыни, чемоданы и фотоаппараты, которые мы для верности убрали в комнату.
— Ручка! Посмотри на дверную ручку! Да вся дверь! Это нарочно! Через минуту перед нами стоит хозяин «отеля» и обиженно хмурится.
— Дверь же была грязная, так чем мне ее было выкрасить? Краски нет, я и взял, что нашлось дома…
Что дверь можно было просто-напросто вымыть, до этого он, очевидно, не додумался. По-видимому, в Джиджиге не только краски нет, но и мыла и тряпок не найдешь. В конце концов, никто еще не разбогател на черном рынке от такого товара, так какой же смысл ввозить его сюда?
У каждого, кто когда-нибудь проехал из Джиджиги в Сомали, навсегда останутся в памяти верблюды. Вероятно, нигде в Африке, не исключая и Ливийской пустыни, нет такого количества верблюдов, как на границе между Огаденом и Сомали. Тысячи этих терпеливых и неприхотливых жвачных животных бродят по сомалийским саваннам. Караваны верблюдов тянутся вдоль дороги в обоих направлениях. Собственно говоря, каждый караван — это одно целое, так как животные связаны друг с другом, как звенья одной цепи. Длинные выгнутые прутья образуют огромную колыбель по бокам верблюда, опору, на которой уложены центнеры самых разнообразных товаров. Сомалийский водитель каравана шествует всегда впереди первого верблюда, спокойно, размеренно, в полном сознании ответственности своего дела. Он никогда не сядет на верблюда, даже если они все идут порожняком.
В 20 километрах от Харгейсы шоссе перекрыто спущенным шлагбаумом пограничного пункта.
— Паспорта у тебя под рукой? Надо торопиться, чтобы доехать еще засветло.
Сомалиец в форме пограничной стражи вытягивается, отдает честь и еще раньше, чем мы успели остановить машину, уже поднимает шлагбаум.
— А паспорта?
— Благодарю вас, сэр, мне они не нужны.
Граница, на которой охрана только поднимает шлагбаум и не интересуется паспортом! Ну, надо заснять такую границу! Караульный вытягивается перед «татрой» и улыбается в объектив, сверкая белыми зубами.
Харгейса, второй по величине город Британского Сомали, — это, собственно говоря, большой военный лагерь. Штатских здесь можно пересчитать по пальцам. Военный аэродром, мастерские воинских частей, радиостанция, гаражи, склады, офицерский клуб и снабженческая организация британских вооруженных сил НААФИ [16] — вот 90 процентов Харгейсы. Все остальное ютится в глиняных хибарках.
Поздно вечером укладываем в машину фруктовые консервы и пять бутылок питьевой воды, чтобы рано утром на следующий день выехать в дальнейший путь к Индийскому океану. К машине потихоньку пробирается долговязый паренек.
16
Организация флота, наземных и воздушных сил (Navy, Army and Air Forces Institute). — Прим. ред.
— Наздар! — приветствует он нас с сочным чешским произношением. И сейчас же с его уст срывается целая лавина чистейшего нью-йоркского жаргона.
— Так на каком же языке вы, собственно, говорите, по-чешски или по-английски?
— Я сказал вам проклятый «наздар», так какого же черта вам еще надо?
— Чехо-американец?
— Нет, вы с ума сошли! Чехо-американка — моя девчонка в Чикаго! Когда у них в клубе вывесили такой же флаг, как у вас на машине, так она тоже кричала «наздар».
Билл Снайдер, очевидно, подкрепился стаканчиком на дорогу, собираясь завтра в лагерь американских нефтяников возле Уардере. Ему предстояло проехать 400 километров с цистернами воды по дорогам, на которых вооруженное нападение — обычное явление. Он хлебнул для храбрости и ищет попутчиков. Поедем вместе.
Третий день без воды
Тысячи квадратных километров местности вокруг Харгейсы — однообразный ландшафт, плоский, как стол. Полузасохшие кустарники сомалийского буша [17] кишат разнообразнейшими животными, начиная от карликовых газелей дикдик и кончая страусами. Неподалеку от Харгейсы, на севере, горловина Баб-эль-Мандебского пролива расширяется в огромную воронку Аденского залива. По нему суда выходят в открытый океан, вырвавшись из плена тесных берегов Красного моря.
17
Буш — степь, поросшая кустарником.