Африка пятиструнного самурая
Шрифт:
египетских курортных курортов! – удивлялся веселый пакистанец.
На безымянном Т-образном перекрестке с указателями на Дахаб и Нувейбу мы расстались с веселым пакистанским водителем, и я снова сидел и ждал, пока постовые менты меня посадят в какой-нибудь транспорт до Нувейбы. Долго ждать в этот раз не пришлось.
Однако, вместо бесплатной машины, менты посадили меня в такси. Это я понял не сразу. Водитель все норовил меня увезти подальше за Нувейбу, в поисках загадочного и неизвестного «Droub Camp». Замучил меня услужливыми вопросами, типа: «А хочешь вот этот лагерь проверь? Не понравится, можем в другой поехать, я подожду. А хочешь, в магазин заедем»? Причем, гаденыш, сначала сказал, что знает, где находится «Droub Camp».
В 17-00 уже начинает темнеть. После пары часов блужданий по Нувейбе и созерцаний заброшенных и закрытых кэмпингов, я наткнулся на один работающий «Fayrouz Beach Camp». Ни рынка, ни магазинов в радиусе 10 км вокруг не было. В последнем магазине по пути меня спугнули дети своими нечленораздельными выкриками на английском языке. Я до сих пор немного рефлексировал от той встречи с Суэцкими детьми.
Я долго пытался объяснить администратору, что не хочу спать в лагерных шалашах, а хочу просто поставить палатку на берегу. Но администратор либо был тупой, либо прикидывался, что не понимает, наверное специально, чтобы я плюнул на все и заплатил 100 фунтов за дырявый шалаш с электричеством на берегу залива Акаба. За ужин и завтрак он еще хотел 200 фунтов. Вот козел! Вот козлы! Специально все сделали так, чтобы туристы и путешественники больше тратились! Я отказался от местных дорогущих яств, не смотря на то, что еды у меня с собой не было. Ничего, не помру.
На территории кэмпинга было пусто, вообще ни души. Солнце спряталось за горизонт, в воздухе еще чувствовалась полуденная жара, задержавшаяся до сумерек, видно по старой африканской привычке. Темными силуэтами вырисовывались дырявые шалаши вдоль берега. И я решил, что самое время искупаться голым. Вчера на вершине горы египетские студенты уверовали в мою русскую «холодостойкость», и я тоже в тот момент на всякий случай уверовал. Но сейчас холодный залив Акаба безжалостно лишил меня моей хладнокровной уверенности в мою русскую «холодостойкость». Мне хватило ровно тридцати секунд, чтобы осознать, что плавать сейчас – это реально холодно. Бесполезно и беспощадно. И я, дрожа и трясясь, выпрыгнул из негостеприимных вод Акабы.
Стемнело. На берегу в обе стороны не было ни огонька. Я, кажется, был единственный загулявшийся белый человек во всей Нувейбе! Сижу на крыльце шалаша, ковыряюсь в своих путешественнических заметках. И вдруг передо мной появляется прекрасная девушка! Я даже сперва не поверил, думал проглючило.
– Hello! Are you real person?! I`m so happy to see you! – растерялся при виде красотки я.
Эта девушка оказалась из Израиля, ее звали Нага. Я сыграл ей песенку «One day» израильского регги-исполнителя Matisyahu, чем заслужил настоящий израильский респект от прекрасной израильтянки. В ходе нашего разговора она выясняет, что я отказался от местных дорогих харчей и сижу голодный.
Нага ведет меня вдоль берега в соседний кэмпинг, где она обосновалась, кормит меня хлебом, огурцом, помидором и кунжутной пастой «тхиной». Короче, всем, что она еще сама не успела съесть. Это было очень здорово с ее стороны. Вот оно как бывает: вчера ты подарил 200 фунтов нарику, а сегодня, как из ниоткуда, появляется прекрасная израильтянка и кормит тебя в твой самый голодный момент.
Мы смотрим на звезды и говорим на сложные темы. Иногда моего английского не хватает, чтобы грамотно объяснить основные принципы сатанизма. Она слушает все, что я говорю так, словно сейчас я для нее самый интересный человек во Вселенной. Потом меня понесло в буддийские дебри: пытался ей объяснить, что «я», которое мы привыкли считать за абсолютность себя – это просто обозначение для тела и ума вместе взятых. Я говорю, и понимаю, что все это говорю не я, а какая-то сущность говорит все это за меня. Нага слушает и тоже вываливается из действительности, плывет в речах. Эх, наверно она тут с молодым человеком, иначе бы уже сидели и обнимались, и все было бы намного проще, чем эти вечные вселенские материи, боль от двойственности восприятия и непостижимость пустоты.
На берегу, оказывается, есть еще два живых человека. Слева от моего шалаша кэмпинг с Нагой, а справа от моего шалаша отель с израильтянином Авивом и его рыжей подругой.
Сидим вчетвером, пьем чаек. Авив рассказывает мне, что под влиянием западного сериала про Чернобыль, он захотел поехать в Россию специально на полулегальную экскурсию по «зоне».
– Да это ж вообще, такое там творилось! Уму непостижимо! Я хочу сфотографироваться рядом с реактором! – с глазами размером с теннисные мячи говорит мне Авив.
Слушаю, как эти трое говорят на иврите. Прикольный такой, фонетически благозвучный, помягче арабского. Узнаю, что на иврите «спасибо» звучит, как «`тода». По сравнению со вчерашним эстонским «`ачу», что означает также «спасибо», к «`тода», к сожалению, никакой эмоциональной ассоциации придумать не удается (ачу, апчху, будь здоров, спасибо). Узнаю, что всем известное «халлилуйя» – это тоже иврит. Это означает «молитесь богу». Где «халлилу» – это «молиться», а «бог» – это «я». Очень интересно. Вот откуда пошли все эти имена бога – Джа, Яхва, Егова. Рассказываю ребятам, что в русском языке «я» употребляется в значении «I, myself». Я чувствую шевеление их мыслей, скрежетание извилин в попытках сделать какие-нибудь лингвистические выводы, но мне отвечают только:
– Wow! That`s so interesting!
Тогда я решаю их лингвистически добить и рассказываю о странном совпадении в арабском и русском языках. По-арабски «раб» означает «бог». Говорю, что в русском языке слово «раб» употребляется в значении «slave».
– Wow! That`s certainly a coincidence! – только и могут ответить мне они.
Часов в 11 вечера мы расходимся. Провожаю Нагу до ее комнаты. По пути рассказываем друг другу странные факты друг о друге. Я рассказываю, что записал дома домашний рэп-альбом. Она рассказывает, что дозанималась до коричневого пояса в каратэ. Она здесь с другом, который куда-то слинял, поэтому момент прощания становится очень неловким. Стою и не знаю, обнять ее или не обнимать. Подробности про друга я не знаю. Она протягивает мне руку для рукопожатия на прощание, говорит, что завтра еще тут будет. Прямо, как в мультике «Жил-был пес»:
– Ты заходи, если что…
Кровать оказалась настолько большая, а шалаш настолько дырявый, что я поставил палатку прямо на кровать в шалаше для тепла и от комаров. Такого я еще не делал.
Первоначально искомый хиппи-лагерь «Droub Camp» после, с приобретением интернета, обнаружился на «Google картах» в 24-х км от Нувейбы на север. Хорошо, что меня занесло сюда. В путешествии не перестаешь удивляться совершенной мудрости «потока», который тебя всегда доставляет до места назначения. Даже если это место назначения заранее тобой не определено, тебя все равно доставит туда, где ты это место назначения сможешь разглядеть, среди всех прочих мест.
20 января.
Почти все десять километров до центра Нувейбы со мной шел пес, который еще и провел всю ночь на крыльце моего шалаша. Мы шли вдоль шоссе нога в ногу или нога в лапу, я играл мелодии на банджо, пес иногда гавкал в такт. Водители и прохожие дивились сей картине. Кричали:
– Good music! You can go with me!
Но к водителям, которые приглашали прокатиться, я не садился. Вчерашний урок распознавания таксиста был еще очень свежий и неусвоенный в полной мере.