Агент № 1
Шрифт:
После исчезновения подполковника, едва только пани Янату успела прийти в себя, неожиданно оказавшись представительницей «подпольной Польши», в дверь опять позвонили. Марианна решила, что это подполковник забыл что-нибудь, а возможно, и передумал, но пришельцем оказался майор, начальник эвакуационного пункта в Салониках.
— Пришел попрощаться с вами, — заявил он прямо с порога.
Однако и этот разговор, начавшийся с военной катастрофы, быстро перешел на другие рельсы. Майор растолковал соотечественнице, что со временем дело дойдет до посылки курьеров с Ближнего Востока через Грецию в Польшу. Для
На рейде Пирея среди других, еще не поврежденных кораблей и судов поджидала готовая к отплытию «Варшава». Как приятно было вновь увидеть польский флаг! Георгий совсем уже было поднялся на палубу, как вдруг заметил Тиноса Пандоса, который бросился к нему из толпы с распростертыми объятиями. Они молча обнялись, а потом Тинос прошептал:
— Видишь, вот они, твои англичане! Они всегда удирают, оставляя своих друзей на милость победителя…
— Война еще только начинается… Вернутся! — ответил Георгий. — На, мне они теперь не нужны, — и он вручил другу остатки греческих денег.
Тинос деньги взял, поблагодарил и пообещал сообщить родным, что видел отъезжающего Георгия, под конец попросил у друга фотографию «на память». Георгий растрогался и дал ему фотокарточку, на которой он был изображен в шляпе. Друзья детства еще раз обнялись, уже под гул орудий — собранная в порту зенитная артиллерия встречала новый воздушный налет.
26 апреля 1941 года, в день, когда немцы вступили в Афины, полицейское управление порта Хайфа подтвердило штемпелем прибытие Иванова и его группы.
Сразу же в польском лагере Георгий нашел множество знакомых. И это не удивительно, многие из польских беженцев, проезжавших через Салоники, запомнили услужливого и энергичного работника тамошнего пункта.
8 мая 1941 года Георгий Иванов получил повестку, в которой ему предписывалось явиться на сборный пункт Карпатской бригады. В качестве рядового на военно-врачебной комиссии он получил категорию «А». Мечта его осуществилась, он был теперь с соотечественниками. Правда, до времени окончательного призыва в ряды польской армии он был передан в распоряжение генерального консула Польской Республики в Иерусалиме, которому Георгий был необходим в качестве переводчика.
V
«ВЫ ОБЪЯВИТЕ ВОЙНУ ГИТЛЕРУ…»
Сначала, когда его направили в распоряжение генерального консула, Георгию показалось, что это всего лишь игра случая, без какой-либо видимой связи с теми предложениями, которые ему сделал командор Болби. Однако никакой работы в консульстве не нашлось, и Георгию снова пришлось вернуться в лагерь. Там он заявил, что хочет стать солдатом, что именно к этому он стремился, ради этого он сюда и приехал. Тем не менее ему пришлось столкнуться с немалыми трудностями. Даже само право бороться за родину оказалось вещью чрезвычайно сложной…
Прежде всего возник вопрос о гражданстве. Польский заграничный паспорт, предъявленный Ивановым, как оказалось, был недействительным.
— Ну вот, вы же сами видите, — гнул свое кандидат в солдаты, — ведь из письма ясно видно, что я получил польское гражданство… Ведь именно пан Маевский мне помог…
— Да, действительно, — соглашался офицер, — подпись какого-то Маевского я вижу. Но мне Маевский не известен. Маевских много…
— Это полковник, а ранее майор Маевский, — пояснил Георгий. — Из генерального штаба…
— В том-то и дело, что они там, наверху, ничего не знают о таких делах, как набор в армию… Кстати, здесь даже и печати никакой нет…
Возвращая письмо, он добавил:
— Для нас это не является доказательством. Жаль, что вы не взяли с собой акт о предоставлении вам гражданства, тогда вопрос можно было бы решить положительно. Хотя и в таких случаях мы стараемся собрать дополнительную информацию. И не следует на нас за это обижаться… Вы ведь знаете, что для нас и президент республики является всего лишь наименее подозрительным лицом. Это, конечно, анекдот, но в нем содержится доля истины….
И, утешая огорченного инженера, он добавил:
— Одним словом — бдим! Вы должны нас понять!
Не помогли никакие просьбы, удостоверения, письма, записки в блокноте, которые, кстати сказать, сразу же забрали «на перлюстрацию». Трое офицеров, из которых двое проезжали через Салоники, где и встречались с Георгием, целыми часами расспрашивали Иванова подробно, как и остальных беженцев, ожидающих назначения. Здесь всех рассматривали как возможных шпионов той или иной державы, из-за колючей проволоки лагеря проверяемых выпускали неохотно и после заполнения бесчисленных формуляров и протоколов. Русская или болгарская фамилия Георгия вызывала еще большие подозрения. Когда же он раздраженно заявлял, что всегда чувствовал себя поляком и что это очень просто доказать, офицеры только удивленно вскидывали брови:
— Пан Иванов, но какие здесь могут быть доказательства?
— В спорте я всегда выступал в форме польского Студенческого спортивного союза, — начинал он перечислять.
Во время сдачи экзаменов на аттестат зрелости я сдавал по польскому языку… Выхлопотал себе польское гражданство… Несколько раз обращался с просьбой о принятии в нашу армию. И, наконец, как многие из присутствующих здесь помнят, я добровольно работал в салоникском эвакопункте… Неужто этого мало?
В ответ те только хитро посмеивались.
— Пан Иванов! А как, по-вашему, поступал бы агент вражеской разведки, если бы он пытался проникнуть в наши ряды? А? Разве не точно так же? То, что вы долгие годы хлопотали о польском паспорте, вовсе не доказывает… Нам известны случаи, когда агент вражеской разведки раскрывал свое подлинное лицо чуть ли не после нескольких десятков лет…
— Ну, для этого я еще слишком молод! — восклицал инженер.
Следующая попытка убедить комиссию в том, что он является лояльным и полноправным гражданином польского государства, привела к еще худшим и совсем уже не забавным последствиям.