«Агентурно Х»
Шрифт:
– Господин подполковник… — начал было Окерлунд.
– Полноте, Рагнар Ансельмович, давайте не будем щеголять званиями. Как вы уже слышали, меня зовут Лев Григорьевич. Давайте обращаться друг к другу без регалий, так, кажется, и на флоте принято?
– Хорошо. Лев Григорьевич, нам совершенно необходимо найти вот этого человека, — сказал Окерлунд и положил на стол фотографию.
– Кто таков будет?
– Это сотрудник секретной радиостанции Франц Рихтер. Семь дней назад он выехал в Ревель для получения зубоврачебной помощи и должен был третьего дня вернуться к месту службы. Однако бесследно пропал.
– Ну, батенька вы мой. Людишки бесследно не пропадают. Ежели он в Ревеле, так сыщем всенепременно. А к какому именно дантисту он отправился?
– Точно это неизвестно, но предпочитал он немецких частных специалистов.
– Что же, это несколько сужает круг.
– Несколько?
– А что вы хотели. Ревель есть город ганзейский и очень давно, так что шведы и немцы еще со времен владычества Ливонского ордена проникли здесь во все сферы деятельности, а немецкие лекари давно в почете. Так что дантистов мы, конечно, проверим, но зайдем и с другой стороны, — с этими словами полицмейстер стал вызывать адъютанта по телефону, но безуспешно.
– Куда же это он запропастился? — недовольно пробормотал Цицерошин. — Извините, вынужден оставить вас на некоторое время, — продолжил он и вышел.
Окерлунд стал рассматривать обстановку кабинета полицейского начальника. На полках в шкафчике за стеклом расположились призы за отличную стрельбу. На стенах в хороших рамках висели несколько личных благодарностей от Его Императорского Величества и министра внутренних дел. За «обеспечение образцового порядка во время открытия в Ревеле памятника Петру Первому 28 сентября 1910 года». За «лично принятые меры к розыску и задержанию чинами Ревельского сыскного отделения опасного преступника Градецкого».
Окерлунд вспомнил, что читал в газетах об этом уголовнике-рецидивисте, натворившем немало бед и даже убившем городового.
В это время вошел хозяин кабинета в сопровождении нескольких человек.
– Господа филеры, — командным тоном объявил полицмейстер, — будьте любезны взглянуть на фотографию. Не встречался ли вам данный субъект?
Филеры посмотрели и только отрицательно покачали головами.
– Что ж, это, и вправду, было бы слишком большим везением, — подытожил Цицерошин.
– Господа, взгляните повнимательнее, — заговорил Окерлунд. — Этот человек страдал зубной болью, у него вполне мог быть флюс, а это искажает черты лица.
Филеры опять стали разглядывать фото.
– Ваше высокоблагородие, — обратился один из них к своему начальнику, — вот уже с неделю я веду наблюдение за конторой «Фабиан-Клингслянд», человека с флюсом я не видел, однако человек с повязкой на щеке туда заходил и очень даже похожий на господина с фотографии. Я извиняюсь, его данные имеются?
– Вот антропометрическая справка, — Окерлунд достал из портфеля листок бумаги.
– Аккурат подходит, — констатировал филер.
– Так вы полагаете, что это он? — спросил полицмейстер.
– Так точно, очень похож, — отрапортовал филер.
– Молодец, Семенов, — похвалил Цицерошин. — Все свободны.
Офицеры вновь остались наедине.
– Вот так, Рагнар Ансельмович, я же говорю, бесследно у нас никто не пропадает.
– А почему вы ведете наблюдение за этой конторой?
– Есть у нас серьезные основания полагать, что господа из данного коммерческого предприятия занимаются не только поставками косметических средств из Швеции, но и самым непосредственным образом связаны с революционной деятельностью. Нам пока не удалось схватить их за руку, ждем удобного случая. Кстати, по нашим каналам на таможне мы получили данные, что контора буквально вчера приняла крупный коммерческий груз, который вызывает у меня некоторые вопросы, хотя таможенники ничего предосудительного не нашли ни в товаре, ни в сопроводительных документах. Другое дело, что по моей просьбе они слишком не усердствовали в досмотре, дабы не вызвать подозрения у получателя груза. Эх, хотел я попозже, дабы дальнейшую судьбу груза отследить. Как срочно вам необходимо найти этого Рихтера?
– Он является носителем секретов, за которые немцы отдадут все что угодно.
– Неужели? Хорошо, Рагнар Ансельмович, пощупаем голубчиков. Чувствую, что толк с этого дела будет. Завтра, в пять утра, и нагрянем, — подвел итог Цицерошин, и огонек охотничьего азарта загорелся в его глазах.
– Я могу участвовать в операции?
– Извольте.
Предрассветным утром полицейские тихо вскрыли склад, расположившийся в отдельно стоящем пакгаузе красного кирпича, и так же тихо разбудили мирно спящего сторожа, сразу заткнув ему рот кляпом, чтобы тот с перепуга не стал орать.
Одновременно провели обыск в самой конторе, и уже в восемь утра заспанную и ничего не понимающую мадам Суменсон привезли в полицейское управление.
– Это произвол, — сходу бросила она, чуть только ее ввели в кабинет полицмейстера.
– Неужели? — с улыбкой ответствовал Цицерошин.
– Да, произвол и насилие!
– Вы забыли добавить про беззащитную женщину, — как бы вторил возмущенной даме полицейский.
Суменсон несколько обескураженно посмотрела на Цицерошина и Окерлунда.
– Неужели вы думаете, милостивая государыня, что мы вот так, ни с того ни с сего, с раннего утра, всеми полицейскими силами бросились на несчастную, ни в чем не повинную женщину? Мы так похожи на каких-то маньяков? Отнюдь нет, смею вас заверить. Основания к вашему задержанию что ни на есть самые серьезные.
– Дайте папиросу, — взвизгнула дамочка.
Окерлунд молча достал портсигар и спички. Суменсон затянулась.
– В чем же меня обвиняют? — с вызовом спросила она.
– Знаете, что это такое? — спросил Цицерошин, поигрывая пальцами с небольшими металлическими детальками.