Агни Йога. Священные знаки (сборник)

Рерих Николай Константинович

Мы рассказали ему о случае в США, когда лицо высоко интеллигентное утверждало, что ее покойный жених владеет ею и управляет всей ее жизнью, давая ей советы и приказы. Действительно, ее одержатель настолько отличался от ее собственного сознания, что он вызывал у нее не только душевное недомогание, но даже и физическую боль.

Наш скептик ответил, что таких «одержимых» людей можно, вероятно, найти в наших психиатрических больницах и что в правовой практике такие случаи безответственного сознания были хорошо известны. Однако это не убедило его ни в малейшей степени. Тогда мы рассказали ему, как, по словам китайца, дао-таем Хотана завладел Ти-тай, которого он сам убил. И китаец отметил, что убийца перенял некоторые характерные привычки покойника, и что даже лицо убийцы изменилось по-особому за короткое время.

Скептик опять только пожал плечами.

Прошло несколько дней. Однажды вечером наш скептик пришел навестить нас, но выглядел он очень странно. Явно что-то ошеломило его, и, казалось, он ищет возможности высказать это. Наконец, он воскликнул:

«Послушаешь ваши сказки – а после начинают происходить всевозможные странности. После нашей последней беседы, касающейся «одержимых» людей, как вы их называете, я заглянул к китайскому фотографу. Он женат на простой бурятке, совершенно безграмотной. Я знаю их очень давно. Я заметил, что китаец был несколько печален, в чем-то изменился, и поэтому я спросил его, не болен ли он. «Нет, – ответил он, – со мною все в порядке, но с моей женой плохо. Я не знаю, как ее лечить. Недавно она начала рассказывать очень странные вещи! Она говорит, что кто-то овладел ею – не один, а двое одновременно. Бог знает, откуда она берет эти странные слова. Кажется, один из них утонул. Другой умер от перепоя. Я знаю, что факты, подобные этим, бывают, мы знали много таких случаев дома, в Китае».

Я попросил его позвать жену. Она вошла. Она всегда была маленькой и хрупкой, но сейчас она выглядела еще тоньше. Вы знаете, она очень простая бурятка, полностью безграмотная. Когда она вошла, ее муж вышел из комнаты. Я спросил:

«Не хотите ли вы выпить чаю со мной?»

«Нет, – ответила она, – он запрещает мне пить чай с вами, потому что вы не верите и желаете мне вреда».

«Кто запрещает тебе?» – спросил я.

«О, это всегда он, немец».

«Какой немец? Скажи мне, откуда он?»

«Хорошо, – продолжала она, – один – Адольф, другой – Феликс. Они во мне вот уже три недели!»

«А откуда они?» – спросил я.

«Некоторое время назад, – начала она, – один мужчина пришел к моему мужу забрать свои фотографии. Это был толстый немец, может быть, вы видели его на улице; у него было какое-то дело. Эти двое были с ним. Он ушел, но двое остались и стали приставать ко мне. Один из них, Адольф, стал после войны кули во Владивостоке. Он утонул, когда вышел на лодке в море. Они подрались. Другой – Феликс – тоже немец, и он всегда пил и ужасно ругался!»

И так она продолжала рассказывать мне о том, что они заставляли ее делать, как они вынуждали ее есть много мяса, особенно недожаренного, потому что они любили его с кровью. Они также предлагали ей пить вино, потому что оно им очень нравилось. Один из них, пьяница, постоянно уговаривает ее повеситься или перерезать себе горло, и тогда они могли бы помочь ей все исполнить.

Бурятка рассказала мне все, о чем мужчины говорили ей. Кажется, они много путешествовали на корабле, особенно один из них. Он, должно быть, был моряком. Вы только подумайте, она дала мне названия и описания городов, о которых она не имела ни малейшего понятия. Потом она говорила о кораблях и применяла такие технические термины, которые может знать только человек, чувствующий себя на паруснике, как дома. Многие слова она не могла объяснить, когда я расспрашивал ее дальше, но при этом она настаивала на том, что слышит их от мужчин. Я должен признаться, что ушел от китайца весьма озадаченным. Впервые я услышал такие вещи собственными ушами, и это соотносится с тем, что вы говорили мне.

Я должен признаться, что у меня было странное желание пойти и посетить этих людей снова, поэтому я пошел второй раз сегодня. Когда я спросил китайца о его жене, он сразу воздел руки в отчаянии и сказал, что дела ухудшились. Как только я спросил, могу ли я видеть его жену, она вошла в комнату. «Я не могу быть с вами здесь, – сказала она мне, – они запрещают мне; они говорят, что вы хотите причинить мне вред. Они хотят, чтобы я была счастливой, а вы можете испортить все это. Потому что вы знаете людей, которые могут изгнать их из меня». Потом она вышла из комнаты, и ее муж, разводя руками, пробормотал: «Плохо, действительно, очень плохо. Наш дом разрушится».

Вы знаете, я – человек закона, и поэтому я люблю, чтобы все было достоверным. Признаюсь, я не верил тому, что вы мне рассказали в последний раз, потому что никогда ничего подобного не случалось в моей жизни раньше. Но с тех пор, как я услышал и увидел это сам, я больше не сомневаюсь, потому что я знаю эту женщину давно, и она производит на меня сейчас совсем иное впечатление. Она не просто говорит или говорит чепуху, как это бывает при параличе или в патологических случаях, с которыми я часто имею дело в моей практике. Нет, здесь я ясно вижу нечто чуждое, ей не принадлежащее, с бесспорной и характерной психологией. Когда она повторяет фразы, сказанные моряком, можно точно почувствовать речь моряка, и моряка нашего, сегодняшнего времени. И то же самое с речью другого человека, пьяницы; это, несомненно, один из несчастных, кого война забросила в далекие земли Сибири.

Между прочим, – внезапно сконфузившись, спросил скептик, – что нужно сделать, чтобы освободиться от такой одержимости? Потому что, когда она намекает на кого-то, я знаю, что она говорит о вас».

Я, смеясь, заметил скептику, что, очевидно, хотя мы и поменялись ролями, и что он, возможно, будет смеяться, если я скажу ему, что в таких случаях одержимости кладут куски сырого мяса с кровью на стол и затем разливают сильно пахнущие опьяняющие напитки по всей комнате. Затем все должны уйти из дома, а одержимый человек никогда не должен возвращаться туда. Конечно, можно использовать и другие методы.

Это напомнило мне любопытный эпизод, который произошел в Америке, когда я имел серьезный разлад с духами. Меня попросили посмотреть несколько картин, которые приписывали одной одержимой женщине. До этого времени женщина ничего не знала об искусстве и никогда не брала в руки кисть. Я увидел серию странных картин, написанных в разной технике и разной рукой.

На одном и том же полотне можно было видеть характерную технику французских импрессионистов и рядом ясную технику японской живописи. Здесь также были египетские храмы с бесспорным влиянием немецкого романтизма. Поэтому я сказал художнице, что мне кажется странным, что такие разные стили представлены вместе и на одном полотне без какой-либо координации. Но художница заявила, что картины созданы таким образом не случайно, ибо руководившие ею духи принадлежали к разным национальностям. После этого я заметил, что такая смесь стилей не способствует законченности картины. Художница долго раздумывала и затем резко сказала: «Они считают ее очень хорошей!» Я продолжал настаивать на своем мнении, а духи в очень грубой и резкой форме настаивали на своем желании, чтобы картина оставалась такой, какой была. Так произошла ссора с духами, которая продолжалась довольно энергично.

«Я не знаю ничего о вашем американском случае, – прервал скептик, – но после всего, что я видел и слышал, я считаю теперь такое полностью возможным. Но мне не хочется оставлять бурятку в ее теперешнем положении. Я думаю, что должен пойти туда снова и попытаться принять какие-то меры».

Я попытался объяснить скептику, что с его полным незнанием предмета он может только принести зло женщине и что он может легко заставить ее совершить самоубийство или принять любые другие крайние меры. Наконец, мы поменялись ролями полностью. Я пытался отговорить моего друга от всех дальнейших визитов к китайцу, в то время как он, как пьяница, который слышит запах вина, начал бесхитростно придумывать все возможные поводы, чтобы продлить это приключение… Было странно видеть, как старый юрист, совсем недавно такой уравновешенный, пытался пойти на любую выдумку, чтобы оправдать самого себя и доказать необходимость продолжения своих визитов к китайцу. Естественно, он не забывал о бедной науке: он должен был продолжать свои экскурсы во имя науки! И именно во имя науки должно было быть предупреждено человечество. Но помимо всех этих важных соображений, здесь внезапно пробудился инстинкт к познанию невидимых миров.