Агробление по-олбански
Шрифт:
Под платьем у нее были лишь трусики, но она переступила и через них.
Глядя на то, как облака стремительно заполняли небо, словно нижнее белье чистоплотной женщины на протянутой между двумя скалами невидимой веревке, Петр вспомнил уловку жителей местных горных городков, которые вывешивают джинсы, чтобы туристам было что фотографировать. Чаще всего, ради издевки над глобализацией, из всей одежки вывешивают именно старые протертые джинсы.
Когда пожилой молодец принес апельсиновый сок, Петр сказал:
– Хорошее у вас кафе, со стриптизом, –
– Вы что! – возмутился турок. – Она не от нас работает.
– А от кого?
– Не знаю, может быть от моря.
– Тогда надо будет у него, моря, заказать апельсинового сока.
– Но наш сок самый сладкий, – между делом шепнул на ухо Петру пожилой молодец.
Сделав глоток, Петр поймал нереальный кайф! Кайф – сидеть вот так, под зонтиком в кафе, чувствовать, как усиливается ветер, и видеть, как редкие крупные капли – то ли принесенные с моря, то ли с неба – появляются на поверхности всего сразу. Пластиковой столешницы, стеклянного стакана, шершавого языка. А перед глазами бурно плещется море, на волнах, стараясь удержаться за пирс, раскачиваются яхты, играет ненавязчивая мелодия прибоя.
Продолжающий суетиться официант зажег свечки, словно они маяки для готовых испугаться и в панике броситься на дома туристов. Одну поставил на стол к Петру.
– Не обращайте внимания. Это Агница – черная вдова. Люди в округе говорят, что она сумасшедшая и что она из Боснии. Да к тому же она во время войны потеряла трех дочек.
– Всех троих потеряла? – переспросил Петр.
– Все трое от разных мужей, – пояснял турок, смахивая песчаные крошки со столов, – от хорвата, серба и боснийца. Все трое играли в одной песочнице, строили городки. Но тут началась война, и каждый муж посчитал делом чести забрать своего отпрыска в родную песочницу. Первый муж – босниец Хасан – был родом из Бихача. Второй, Душан, – сербом из Книн. А третий, Ивица, хорват, кажется, из Вуковара. Они-то хотели как лучше, но в итоге каждую из дочерей изнасиловали и убили. Одну в лагере для боснийских пленных, другую во время осады Осиека, третью во время изгнания из республики Сербской.
– Ужас!
– А все потому, что зачинала Агница от разных мужей, а не была верна ни одному мужу. – Турок говорил немного осуждающе, будто роди она всех детей от одного мужа, результат был бы другим. – Не обращайте внимания. Она почти каждый день сюда приходит.
– Странно, – вслух подумал Петр.
– Не знаю. Мы все привыкли, – сказал турок.
Из стакана с апельсиновым соком торчал зонтик, очень похожий на тот, под которым сидела полностью обнаженная женщина.
Петр, не отрывая от нее глаз, стал бултыхать зонтом в стакане. Раздеться догола вот так, напротив постороннего мужчины, было чем-то уж чересчур необычным. Если она пришла сюда загорать, то зачем спряталась под пляжный зонтик-грибок? Зачем вообще нужны пляжные зонты – защищать от солнечного удара? А зачем нужны зонты над стаканами с апельсиновым соком? Чтоб туда не попадала пыль?
Петр раньше никогда не задумывался над тем, что зонты бывают для разных целей. И что женщины тоже раздеваются для разных целей. Он взял стакан и перевернул его, зажав декоративный зонтик между пальцами. Теперь все стало на свои
– Слушай, а это правда, что вы, «Стамбульские сладости», мафия, агенты ЦРУ?
– Мафия? Да нет, мы корпорация, глобальная корпорация.
– Значит, все-таки ЦРУ.
– Нет, не ЦРУ, это нашего прадеда.
– Мехмеда Тюхтинга, что ли?
– Я гляжу, вы все уже знаете, эфенди.
– Я ничего не знаю, я только хочу узнать.
– Давным-давно, – начал пожилой молодец, – наступили такие времена, когда туркам нечего стало есть. Наш прадед как раз приехал с Крита поступать в Стамбульский университет. Но какая тут учеба, когда не знаешь, как себя прокормить. И тогда прадед решил накормить своих сограждан солодкой. Понимаешь? – Турок вопросительно посмотрел на Петра.
– Да, понимаю, селедкой – рыбой.
– Нет, не рыбой, а солодкой, это такое… – турок пощелкал пальцами.
– Крабы?
– Нет, это не из моря, не рыба. Не соленое, а сладкое. Это такое дерево.
– Дерево?
– Да, такое рожковое дерево. Сладкие такие стручки. Их раньше только коровы, скотина ела. Человек не может. Зубы себе сломает о твердые зерна.
– И что, так он и создал свою сеть «Стамбульских сладостей»?
– Да, он стал выращивать специальный сорт. Собирал еще несозревшие стручки и так спас многих людей от смерти. Спас Турцию от голода. Мехмед Тюхтинг стал национальным героем, а заодно и разбогател. Он молодец! Мы все им гордимся.
В это время обнаженная леди вышла на кромку неба и раскинула руки. Петр невольно залюбовался ее большими бедрами. Почему она себя так странно ведет, подумал Петр, может, в свое время объелась солодки из «Стамбульских сладостей»?
– Не надо смотреть, – сказал турок, – нехорошо так смотреть. Это против воли Бога.
– А что по воле Бога?
– Кушать, пить чай, с женой разговаривать.
– А вы, – в решающий момент Петр стал мистером Большое Ухо, – не знаете, не видели никогда: на побережье Большая Женщина не появлялась?
– А-а, Большая Женщина… – Турок многозначительно улыбнулся.
– Что, неужели была?
– Вы лучше у Эфлисона спросите…
– Почему у Эфлисона?
– Не знаю. – Турок пожал плечами, изобразив на лице что-то вроде многозначительной отстраненности. – Говорят, что отец Эфлисона и ее отец Элефант… как бы это сказать… дружили, что ли. Потом они вместе эмигрировали в Америку.
– Да! – Петр посмотрел в сторону, куда ушли Эфлисон и Давид. – Вот, бля, слоненок.
– Говорят даже, что они того… – Пожилой молодец высунул язык и помахал им как флажком. Потом покраснел…
Глава 21
Ленар и его команда
После одной из ночей, полной бесед и чая, мы с Раулем отправились домой к Марине, той девушке, которую выгнали из-за нас с работы.
Листва все еще была буйно-зеленой, весенней. Но много листьев валялось на асфальте, будто уже осень. Странное зрелище. Чтобы ярко-зеленые листья летом покрывали землю… Наверно, ночью прошел сильный дождь или град.
– Здравствуйте.
– Это опять вы?
– Как дела? – какой глупый вопрос.