Агробление по-олбански
Шрифт:
– Давай сначала вот этот наденем.
– Нек, не правильно.
– А как правильно?
Обычный разговор с детьми.
– Копеечки, копеечки холодные.
– Что вы сказали? – поднял я голову. Марина по-прежнему лежала, повернувшись к нам спиной.
– По пять копеечек сюда. По пять сюда. Двадцать пять тысяч и еще пятьсот по пять.
Я подергал Марину за плечо, стараясь избавить ее от кошмара сна.
– Подожди, – только махнула рукой женщина, – не мешай, не видишь, я клиенту деньги выдаю.
Насколько
Страшный сон. Он снился ему уже не первый раз. Будто его ведут по длинному коридору. Он не знает, кто его ведет. Вдоль стены стоят обнаженные блондинки. Их лица прикрывают распущенные волосы…
– Выбирай, выбирай ту, которую ты любил.
– Кого выбирать? – переспрашивает он.
– Пусть тебе подскажет сердце. Выбирай, выбирай свою любимую – кого ты любил, – снова подсказывает странный голос.
– Но как выбирать, ведь они все на одно тело!
– Значит, ты никого не любил?
– Нет! То есть да, любил.
– Тогда выбирай, у тебя мало времени.
– Но как, они все…
– По особым отметкам на теле, у каждой женщины есть свои особые отметки.
Стал выбирать. Дотрагиваться до коленок и ушей, как в той пошлой свадебной игре. Но на свадьбе все смеются, мужчины подсовывают волосатые ляжки, а здесь гробовая тишина. И холодно.
– Копеечки, копеечки, – бормоча, повернулась Марина на бок, – холодные копеечки. Холодно мне. Руки замерзли.
Потом однажды страшный сон имел свое продолжение.
Он наконец выбрал, выбрал! Теперь стоял у дверей, держа ее за ледяную ладонь. Ждал.
– Чего ждать?
– Вашей свадьбы. – Голос из странного все чаще становился страшным.
– Зачем? Мы уже были женаты.
– После смерти вас снова надо окольцевать. Таков порядок. Закон.
– Зачем?
– Ваши
Стояли долго. Очередь к белым дубовым дверям двигалась еле-еле. Впереди и сзади тоже молодожены. Невесты совсем обнаженные. Светлые волосы вместо фаты. Несколько раз порывался отойти или убежать.
В комнате за дубовыми дверьми был длинный стол. Вновь вошедшие сначала изображали гостей, постепенно передвигаясь к месту молодоженов. Такой конвейер. Все кричали «горько».
– Вам нужно сказать поздравительные слова, – напомнил страшный голос.
– Почему нам?
– Вы только что пришли и пока ничего не сказали. На вас все смотрят.
– Надеюсь, – суровым голосом попросил он, – церемония пройдет без брачной ночи.
– Как же без брачной? Ты думаешь, куда все уходят после того, как посидят на почетном месте? Будет тебе предоставлена отдельная слепая комнатка на пять минут и пять квадратных метра. Иди, иди скорей за своей невестой! Все на вас смотрят и плачут.
Прислушиваясь к бормотанию, я почувствовал неладное. Детский страх повис в комнате. Я посмотрел на девочку Катю, встретился взглядом с ее глазами. Большими, наивными и беспомощными. Она сидела на корточках, сжав коленки и положив на них ручки. Ее глаза говорили моим глазам…
Точно такой же взгляд был у того парня из нарколечебницы, когда мы неожиданно встретились с ним взглядами…
Мол, извините, виноват, я а-пруу!
– Что? – спросил я, внимательно глядя на Катю.
– П-пру, – опять забулькала губами Катя.
– Напускала петард в штанишки?
– Не-а, – закачала головой Катя, зажав нос пальчиками. – Эко не я.
Марина, словно почувствовав неладное, проснулась, села на диване и отрешенно посмотрела в окно. Ей, видимо, снилось, что она опять при деле, при деньгах и сидит в окошке кассы.
От любования Какой я снова постепенно перешел к любованию Мариной. Вот она – среднестатистический россиянин. Безработный, с непостоянным доходом и одним ребенком. Но главное, он – женщина. И он – одинок.
– Самое печальное, – сказала Марина подавленным голосом, приглаживая растрепавшиеся волосы, – что теперь из-за вас я не смогу устроиться по специальности в другой банк и еще – перекредитоваться.
– Почему?
– Существуют черные списки, куда вносят людей, если они плохо уходят из банка или совершили должностное преступление…
– А что, ваше начальство, выгоняя вас с работы, не знало о больной девочке?
– Да все знали. Меня даже предупреждали, что существует негласный мораторий на больничные. Мораторий, который я постоянно нарушала.