Ах, маэстро паяц
Шрифт:
Агнессе волей-неволей пришлось взять корзинку. Она оказалась тяжелой, и девушка едва не выронила ее из рук. Она проглотила рвавшееся наружу ругательство.
– А вот когда пойдешь через засеянное поле, не сходи с дорожки, но, если сглупишь и окажешься на меже или заблудишься, позови светлячков и они выведут тебя домой, но обязательно отдай им потом грошик. А не отдашь, пеняй на себя. Жадин и скупцов никто не жалует.
Он достал из кармана монетку и вложил ей в руку. Она едва не вздрогнула от внезапного и холодного прикосновения. Монетка на ладони оказалась
Агнесса почувствовала прилив благодарности к этому странному человеку, хоть и заставляет тащить ее тяжелую посылку. Но ведь все могло окончится намного хуже. Намного. Агнессе вовсе не хотелось, чтобы бабушка по утру отправившись ее искать нашла ее оторванную голову на берегу реки. Да и самой умирать не хотелось даже больше.
– Спасибо, - как можно искренней сказала она.
– А когда придет время, я приду за твоим должком.
Агнесса разом помрачнела.
– С этого бы и стоило начинать.
– Выбирать тебе особо не из чего, - пожал он плечами, и его голова безвольно качнулась, - три раза я приду к тебе и три раза попрошу о помощи.
– Почему это три?
– возмутилась она, - помогли вы мне всего раз.
– Ты либо совсем считать не умеешь, либо совершенно бессовестная душа. Я не тронул тебя, подсказал безопасный путь и дал совет, - невозмутимо парировал он, поглядывая на нее своими серыми глазами.
– Хорошо, - скрипя зубами согласилась она, стараясь как можно яснее дать ему понять, что она совершенно не согласна, - но я еще подумаю над этими просьбами.
– Так не делается, - теперь искренне возмутился незнакомец, - есть древние законы, древнее чем Луна и не подвластные ничьему слову, и законы эти гласят, если мы помогаем, то можем просить любой помощи.
Агнесса решила не упорствовать, она хотела домой, а спор мог бы затянуться до самого утра. Она подхватила корзинку и собралась уходить:
– Спасибо за помощь и до свидания.
– Прощай, и не гуляй больше ночью.
"Надеюсь, черти тебя на дно утащат", пожелала ему Агнесса и вдруг ее охватило озорство и мысль, что она может и умнее этого существа:
– А как вас называют?
– Я себя называют Рутгером, а другие - Эдейрн. Но имен у меня много, - совершенно равнодушно ответил он.
Агнесса разочарованно наблюдала, как он опять уселся на мостке и начал поигрывать на свирели. Она сплюнула и пошла по тропке.
Вслед ей донесся обрывистый напев свирели.
Луна-обманщица ярко освещала тропку, и Агнесса торопилась как можно скорей оказаться подальше от этого мира. Но руки тянула корзинка с зайчиками, и некуда было положить грошик, а Агнесса очень боялась потерять его. Наконец она подхватила корзинку за дно и шагать стало легче. Зайчики совершенно не беспокоились и даже по сторонам не поглядывали.
Чащоба чернела по правую сторону. Луна казалось, теперь уж избегала озарять ее, и она выглядела устрашающе. Агнесса прислушалась, но стояла тишина, ели больше не переговаривались меж собой, но тишина эта была нехорошая, как небо перед грозой, пропахшая гнилью и
Ночь выжгла все краски кроме черного и серебряного, и поля усеянные лютиками и люпинами казались кромешно-синим живым полотном под дыханием ветра. Лес на востоке слился с небесами. Ночь скрывала знакомое, но раскрывало новое, таинственное, и Агнесса не была уверена, что ей это по душе - ночь таила столько опасностей и похоже милость ночных жителей явление редкое и ей просто повезло, что она все еще может идти на своих двоих. И убеждалась она что ночь ненастоящая, как и сама Луна - не бывало таких ночей, когда небо сплошь усеяна не звездами, а драгоценными камнями, а Луна не бывала такой огромной.
Агнесса не радовалась и не ужасалась, она чувствовала себя скорей несчастной из-за того, что на ее долю выпало столько несчастий. От мысли, что она задолжала тому незнакомцу помощь, ее охватывала невероятная тоска.
Когда лютики испарились под гнетом люпинов, Агнесса наконец приметила какой-то бугор среди цветов. Он шевелился и до ее слуха доносилось тихое ворчание. Она снова испугалась, ведь она и понятия не имела, что все же ждать от этого существа. Она даже слова молитв позабыла и чувствовала себя совершенно безоружной и беспомощной, но, все же прокашлявшись, позвала его:
– Доброй ночи, хозяин.
Бугор тут же распрямилась и кажется, обернулась к ней:
– Доброй, доброй, панна, - медленно произнес он сухим и хриплым голосом.
Она не видела, как жадно загорелись его глаза, когда он ее увидел. Она же видела только невысокое существо медленно бредущее к ней. А она смотрела на него во все глаза, пытаясь убедить себя, что это сон, ведь она никак не могла понять, как такое могло всегда существовать, и никто доселе и не видел. Оно носило на себе мох как одежду, и на ней росли люпины, а бородой ему служили листья. Кожа - кора древнего дерева, а волосы - трава.
– Кое-кто у реки просил передать вам подарок.
Руки у Агнессы дрожали, но она смешливо улыбнулась и пояснила существу, стараясь скрыть волнение:
– Тяжелый.
– Вестимо кто, - отозвался он и забрал корзинку, заглянув туда добавил, - хорошие! И живучие!
Он, легко держа корзинку одной рукой, спустил всех зайцев на землю. Агнессе было любопытно, что он будет с ними делать.
– Идите-идите, гнездышко вам готово. Обедать будет! И ужин подоспеет! Ух, панна, плакали ваши яблоньки, - глаза у хозяина так и горели удовольствием, - я уж позабочусь!
Агнессе и сказать было нечего.
– Ну, спасибо панна, что донесла. А теперь говори, чего желаешь, панна, всего дам и золота и серебра.
Агнесса подумала, что от золота и серебра потом проблем не оберешься, и сказала ему, как наставлял ее незнакомец:
– Спасибо, но за доброе дело плату не берут, только корзинку мою можно вернуть?
Хозяин поставил ее рядом с Агнессой и продолжил настаивать:
– Дам всего, хошь платья из чистого злата, а хошь богатый урожай и коровы доиться будут.