Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях
Шрифт:
После II конгресса наши встречи с В. Е. Соколовым и его ближайшими сотрудниками участились, росли взаимопонимание и взаимоподдержка, крепло полное доверие друг к другу, эти чувства объединяли наши коллективы. Будучи в Москве, мы имели неограниченный доступ к лабораториям Владимира Евгеньевича днем и ночью, в будни и выходные дни, независимо от режима работы ИЭМЭЖ. Доверие было полным. Это вдохновляло нас, делало нашу работу продуктивной и менее утомительной. Как мудрый педагог и тонкий психолог, Владимир Евгеньевич чутко реагировал на самые незначительные знаки внимания между коллегами и поощрял их. Не будь такого чуткого отношения, трудно было бы рассчитывать на коллективный успех, на объединение усилий различных людей, ведомств и территорий, без которых невозможно было решать многие вопросы териологии. Трудно назвать в истории биологии человека, которому удалось так сблизить и сплотить значительное количество ученых-биологов центра и регионов, как сумел Владимир Евгеньевич. Самое главное – все это ему удавалось осуществлять мирно, без шума и суеты, без какого-то насилия, без подавления инициативы, мягко, по-братски. Вот почему, как мне представляется, Владимир Евгеньевич был «нашим», а не только «московским». За это могли многие постоять!
Мы, териологи Кабардино-Балкарии, нередко вспоминаем с теплотой один эпизод, иллюстрирующий, как умело Владимир Евгеньевич культивировал добро между коллегами. Дело было в МГУ, на очередном совещании по млекопитающим, где в роли хозяев на этот раз выступали сотрудники кафедры зоологии, возглавляемой В. Е. Соколовым. Молодые коллеги этой кафедры принимали нас подчеркнуто внимательно, во время перерывов между докладами угощали вкусными домашними блюдами, нередко спрашивали, нуждаемся ли мы в помощи, включая ассистирование докладов и т. д. Совершенно очевидно было, что это повышенное внимание они проявляли без натяжки, от души. Мы не сразу поняли смысл всего этого. Оказывается, до начала совещания на заседании кафедры Владимир Евгеньевич в числе оргмоментов назвал соблюдение гостеприимства. В качестве примера назвал наш скромный опыт в предыдущем совещании в Нальчике, где сотрудники лаборатории горной экологии Кабардино-Балкарского госуниверситета проявили мастерство не только на кухне, но и в танцах. Так, шутя, он формировал душевные связи между разными людьми, между поколениями, далекими территориями.
Людей больше всего сближают общие интересы, тем более когда речь идет о профессиональных делах, поощряемых государственной политикой. Таковой была проблема интеграции структур АН СССР и высшей школы, но при всей ее актуальности решить такую задачу было исключительно сложно. Тем не менее нам с Владимиром Евгеньевичем удалось с ней справиться успешно, но путь к достижению этой цели был долгим и тернистым, занявшим около двух десятилетий нашей жизни. Сначала Владимир Евгеньевич выделил нам из штата своего института пять единиц; эта группа потом переросла в экологическую станцию по горной экологии на базе Кабардино-Балкарского госуниверситета. Параллельно с развитием академической структуры в КБР формировалась научно-исследовательская лаборатория Минвуза РСФСР при том же университете, получившая юридическую силу в 1978 г. В результате объединения обеих структур в том же году был создан (впервые в региональной практике России) Учебно-научно-производственный комплекс в составе ИЭМЭЖ АН СССР, КБГУ, местного заповедника и национального парка. Объединение усилий различных ведомств, в котором принимал самое живое участие Владимир Евгеньевич, обеспечило достижение качественно нового уровня в формировании материальной базы, кадрового потенциала, в совершенствовании тематики научных работ, специализации биологов Кабардино-Балкарского университета по горной экологии. На глазах рос авторитет этого комплекса в регионе, соответственно росла эффективность внедрения результатов НИР в практику, особенно по охране уникального гено- и ценофонда Кавказа. За сравнительно короткое время на базе Учебно-научно-производственного комплекса подготовлено около 20 докторов и кандидатов наук из выпускников КБГУ, сформировалась научная школа, которая стала одной из ведущих научных школ РФ, получена международная премия по экологии им. Карпинского и т. д. Все это послужило необходимой предпосылкой для организации 27 декабря 1994 г. Научно-исследовательского института по экологии горных территорий КБНЦ РАН. В его становлении самое живое участие принимал Владимир Евгеньевич, без него мне как организатору и первому директору, видимо, невозможно было справиться с многочисленными трудностями становления института. Благодаря ему институт состоялся, вошел в состав академического сообщества России с государственным статусом, выдерживал не раз потрясения, успешно справляется с плановыми заседаниями по НИР, выигрывает гранты. В этих и других успехах положительная роль Владимира Евгеньевича велика, трудно ее переоценить. Для него, как мне представляется, престиж нашего коллектива и нашего института был не менее дорог, чем своего института. Все мы эти благородные чувства высоко ценили и, видит Бог, мы не злоупотребляли таким отношением к нам. Наоборот, свою главную задачу мы видели в том, чтобы быть на уровне требования времени, сокращать до минимума «холостые обороты», оправдать доверие Владимира Евгеньевича, ибо в трудное время реформ сохранить сложившийся коллектив в регионах было нелегко всем нам, в том числе академику-секретарю Отделения общей биологии РАН. Владимир Евгеньевич делал для этого все возможное и порой, казалось, невозможное.
М.-Р. Д. Магомедов. В ожидании вертолета
Чтобы озарить светом других,
нужно носить солнце в себе.
В конце сентября 1985 г. через Президиум Дагестанского филиала АН СССР нам сообщили о приезде Владимира Евгеньевича Соколова в Дагестан. В связи с реконструкцией махачкалинского аэропорта В. Е. Соколов прилетал в г. Грозный и я, будучи в то время младшим научным сотрудником Отдела биологии и бывшим аспирантом В. Е. Соколова, встречал его вместе с председателем Президиума Даг. ФАН СССР профессором Магомедовым Камилем Магомедовичем. По пути в Махачкалу мы проезжали Андрейаульский заказник – один из наиболее сохранившихся и характерных комплексов предгорий Северного Кавказа. Владимир Евгеньевич изъявил желание посетить заказник. Для нас это было несколько неожиданно, так как мы считали, что после 2-часового перелета из Москвы в Грозный и довольно утомительной дороги до Махачкалы лучше организовать Владимиру Евгеньевичу подобающую встречу в самой Махачкале, у моря, на ихтиологической станции Отдела биологии. Заказник мы посетили и провели там остаток дня. Владимиру Евгеньевичу заказник понравился, и, помимо профессионального интереса к фаунистическому составу животных заказника, его интересовали и вопросы хозяйственного использования территории, ведомственной принадлежности соседствующих с заказником строений и др. Вечером Камиль Магомедович на базе расположенного рядом международного пионерского лагеря организовал прекрасный ужин, на котором Владимир Евгеньевич много шутил, рассказывал анекдоты и курьезные случаи из своей жизни, но не забывал и о деле. В этот же вечер он убедил нашего председателя в необходимости организации здесь постоянно действующей станции наблюдения. В последующем, уже через 3 месяца после разговора с В. Е. Соколовым, прекрасный трехэтажный дом на границе заказника, принадлежавший Хасавюртовскому горисполкому, был передан Отделу биологии Даг. ФАН СССР под зоологический стационар.
Два последующих дня (2–3 октября) Владимир Евгеньевич знакомился с лабораториями Отдела биологии, встречался с Президиумом Дагестанского филиала АН СССР и по итогам этих встреч выступил на собрании Отдела, где обосновал необходимость реорганизации Отдела биологии в Институт и организации лаборатории экологии животных. Вечером того же дня состоялась встреча с министром сельского хозяйства Дагестана по вопросу выделения территории под Горный ботанический сад и организации Гутонского заповедника. Последнее обосновывалось В. Е. Соколовым необходимостью создания единого охраняемого комплекса, объединяющего северный (Гутонский заповедник) и южный (Закатальский и Логодехский заповедники) макросклоны Большого Кавказа. Данный район является важнейшим резерватом дагестанского тура, кавказского оленя, серны и популяции медведей на Восточном Кавказе. Здесь же проходят основные миграционные пути кавказских благородных оленей и туров, зимующих на южных макросклонах Главного Кавказского хребта в Закатальском и Логодехском заповедниках. Владимир Евгеньевич не нашел понимания у министра сельского хозяйства, довольно грубо защищавшего интересы своего ведомства, и был чрезвычайно расстроен итогами переговоров в правительстве Дагестана. Больше в течение всей своей поездки к решению каких-либо организационных вопросов он не возвращался. Однако после доклада на Президиуме Академии наук в Москве о состоянии биологической науки в Дагестане и критических замечаний об отношении руководства республики к науке для организации Горного ботанического сада была выделена территория в 30 га.
В тот период В. Е. Соколов совместно с А. К. Темботовым готовил многотомник «Млекопитающие Кавказа». На следующий день мы вылетели в один из высокогорных районов Дагестана. Проблема заключалась только в экипировке Владимира Евгеньевича, так как вся полевая и теплая одежда оставалась в выехавшей вслед за ним из Москвы экспедиционной машине. Машина запаздывала, а имеющаяся у нас на складах одежда была слишком мала ему по размерам. Полевую куртку, штаны и свитер нам одолжил ныне покойный заведующий кафедрой ботаники ДГУ, профессор Борис Дмитриевич Алексеев. Резиновые сапоги 46 размера мы с большими трудностями нашли на одном из складов Дагпотребсоюза.
В горах нас встречали очень тепло и, как мне показалось, Владимир Евгеньевич стеснялся того внимания, которое было оказано ему простыми аульчанами. Все хотели посмотреть на «большого» человека из Москвы, носили сыр, вяленую колбасу, пытались пригласить в гости. Многие, плохо зная русский, просто подходили, здоровались и отходили в сторону, все предлагали свои услуги в качестве носильщиков, охотников или загонщиков.
Времени для акклиматизации в горах у нас практически не было. Все передвижения осуществлялись на лошадях – удивительно послушных, умных и обученных животных. Но все равно было трудно. Трудно было всем, а особенно Владимиру Евгеньевичу – на местах предполагаемой охоты на медведя или оленя нужно было подниматься пешком по крутым склонам без лошадей, преодолевать каменные осыпи и заросли рододендрона. Все это оставляло В. Е. Соколову мало надежды на то, что он собственноручно добудет что-либо. Ему доставались самые «неперспективные» номера и на первой охоте это немножко угнетало его. И тем не менее успех сопутствовал именно ему. Медведя, который, не получив ни одной раны, прошел под шквальным огнем через четыре номера и полным галопом уходил за склон, он первым же выстрелом буквально достал с расстояния почти 200 м. Медведь развернулся и бросился на выстрел и был уже добит им же последним выстрелом в упор прямо под ногами. Испугался ли он, трудно сказать, но для меня это был очень напряженный момент. Он весь был поглощен процессом. Прошла минута, и Владимир Евгеньевич буквально преобразился – если можно так выразиться, его лицо стало излучать удовлетворение, ему трудно было сдерживать свои эмоции, и в то же время он стеснялся их, плечи его расправились, он перестал сутулиться и гордо стоял в ожидании поздравлений. Улыбка уже не сходила с его лица до самого вечера. Не забывал он и подшучивать над горе-стрелками. Охота как процесс мало занимала Владимира Евгеньевича. Все внимание уделялось обработке материала. Он сам взвешивал, измерял, вырезал кожные железы, готовил и подвязывал этикетки. Во время ожидания на номерах он интересовался уже больше различными видами растений вокруг, выкапывал их и складывал в пакеты и по возвращении передавал Светлане Михайловне для Главного ботанического сада.
Запомнились проводы В. Е. Соколова. Взрослые мужчины аула спустились к речке провожать нас, а дети и женщины вышли на плоские крыши своих домов и стояли там до самого прилета вертолета. Эта картина очень тронула Владимира Евгеньевича, он много фотографировал жителей на крышах домов и с грустью прощался с горами. К сожалению, мне не пришлось больше бывать с Владимиром Евгеньевичем какое-то продолжительное время, но в каждый мой приезд в Москву я, хоть на одну минуту, пытался попасть к нему в кабинет и, несмотря на постоянную занятость, он всегда оставался обаятельным, доступным для общения человеком.
Е. В. Романенко. Роль академика В. Е. Соколова в развитии гидробионических исследований
Первое мое знакомство с Владимиром Евгеньевичем состоялось в 1965 г., когда я уже несколько лет изучал акустику и гидродинамику дельфинов. В то время я тесно сотрудничал с Институтом морфологии животных, вместе с В. Р. Протасовым мы изучали звуки рыб. К тому времени я уже опубликовал несколько работ по гидробионике. Я знал, что Владимир Евгеньевич тоже активно интересуется бионической тематикой, опубликовал много работ по морфологии кожного покрова китообразных, и мне захотелось посоветоваться с ним по одному очень важному вопросу, касающемуся гидродинамики дельфинов. Он назначил мне встречу в Институте механики МГУ. Я очень волновался, но он покорил меня простотой, вниманием и душевностью. Следующая наша встреча состоялась в Севастополе в дельфинарии Военно-Морского Флота в 1969 г. Я был там с экспедицией от Акустического института, где в то время работал. А Владимир Евгеньевич был научным руководителем дельфинария и регулярно там бывал. Надо сказать, что благодаря Владимиру Евгеньевичу бионические работы в дельфинарии получили интенсивное развитие, да и сам дельфинарий был организован по его инициативе и при его непосредственном участии. Там мы регулярно встречались с Владимиром Евгеньевичем, а в конце 1970 г. он предложил мне перейти на работу в ИЭМЭЖ. Я, не колеблясь, согласился, хотя сознавал, что серьезно рискую: новый коллектив биологов, моя неподготовленность к работе в таком коллективе. Но я знал Владимира Евгеньевича, широту его интересов, отсутствие снобизма, умение понять и оценить человека.
Мы с Владимиром Евгеньевичем много лет сотрудничали с системой ВМФ и понимали все трудности такого сотрудничества. В конце концов мы оба пришли к выводу о необходимости создания собственной экспериментальной базы на Черном море. Осенью 1971 г. по поручению Владимира Евгеньевича я вместе с В. А. Родионовым (МГУ) на экспедиционном автомобиле отправился на поиски места для своей экспериментальной базы. Мы изучили северное побережье Крыма, район Керчи и кавказское побережье до Гудаут. Наиболее подходящее место мы нашли около Анапы (мыс Большой Утриш), где и основали биостанцию ИЭМЭЖ. Было еще одно место, которое нам настоятельно рекомендовал Л. Б. Казаровицкий (МГУ), где в то время он бывал с экспедицией. Это место находилось в Крыму на мысе Тарханкут. Владимир Евгеньевич просил меня съездить туда и осмотреть место, что я и сделал. После моего доклада по возвращении в институт, оснащенного панорамными фотоснимками местности, Владимир Евгеньевич все-таки принял решение остановиться на Большом Утрише. Сейчас уже очевидно, насколько его решение оказалось верным. Биостанция на Большом Утрише просуществовала 3 года, были выполнены интересные пионерные работы на дельфинах многими сотрудниками нашего института и МГУ. В 1974 г. по инициативе Л. М. Мухаметова биостанция перебазировалась на Малый Утриш, в 8 км от Большого Утриша, где и находится по сей день.