Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях
Шрифт:
Утришская морская станция ИЭМЭЖ (впоследствии ИПЭЭ) заботами Владимира Евгеньевича превратилась в один из крупнейших научных центров на Черном море, на базе которого в течение нескольких десятилетий сотрудники нашего Института и МГУ проводили экспериментальные исследования на морских млекопитающих и рыбах в рамках гидробионической проблемы. Владимир Евгеньевич неоднократно бывал на биостанции и на Большом, и на Малом Утрише. В 1973 г. он посетил биостанцию на Большом Утрише вместе с семьей. Он очень внимательно следил за работами на биостанции и лично принимал в них участие. Гидробионические исследования, проведенные под руководством Владимира Евгеньевича, на десятилетия опередили зарубежный уровень, был сделан ряд научных открытий и очень важных практических разработок. В 1984 г. коллектив авторов, в который входил и Владимир Евгеньевич, получил Государственную премию СССР за комплекс работ по гидробионике.
Ю. П. Прищепо. У нас был вес [1]
Начинать приходится с конца. Умер академик Соколов Владимир Евгеньевич, далее полагалось бы перечислять все его должности и звания, институты, кафедры, комитеты и редакции, общества и советы, российские и международные, в которых B.E. был, состоял, которые он возглавлял и руководил, но, честно говоря, во-первых, я их все и не знаю, а во-вторых, для людей, работающих в биологической науке, одного его имени достаточно, чтобы остановиться и снять шляпу, преклоняясь перед его вкладом в… (пришлось задуматься, чтобы правильно определить адресность его вклада) конечно же, в науку, в его любимую териологию, но не менее важна его работа по общей биологии во всех ее разветвлениях, от дельфинов до бабочек, от хемокоммуникаций до биосферных заповедников, от заполярных биостанций до тропических биоцентров, от Института проблем экологии и эволюции до Отделения общей биологии РАН.
1
ВЕС – академик Владимир Евгеньевич Соколов, сокращенно среди нас BE или просто академик.
На поминках академик Н. А. Плате высказал интересную мысль о том, что неплохо бы написать книгу о B.E. и что книга эта должна быть не академической биографией выдающегося ученого, это все и так известно профессионалам всего мира. Книга эта должна быть о человеке, с которым все мы жили на одной планете, в одном городе, встречались не только в Президиуме или лабораториях, но и в поле, в море, в тайге и в джунглях и говорили не только о чешуекрылых или копытных, но и о перестройке, о войне в Чечне, о протекающей крыше института, о роли обученных в России иностранных специалистов для поддержания престижа нашей науки в странах, где нас еще уважали, и о многом другом неофициальном, но человеческом и не менее важном для всех нас, объединенных общей работой и общением.
Ну и, конечно же, на эмоциях большой потери, горя и жалости мы пообещали, что книгу такую в виде сборника заметок и воспоминаний должны написать сотрудники ИПЭЭ, присвоившие себе право считать себя самыми близкими коллегами B.E., его учениками и последователями. Он смог вдохновить нас на преданность общей биологии в любых, самых, казалось бы, безвыходных и безденежных ситуациях, на продолжение исследований, так сказать, на безвозмездной основе, т. е. без каких-либо возможностей получать за свой труд достойную зарплату или хотя бы плату на сдельной основе. Наверное, это от веры в науку в целом, от собственной увлеченности биологией и, конечно, от ответственности за порученное дело перед непререкаемым авторитетом – академиком В. Е. Соколовым. Проработав в институте рядом с B.E. более десяти лет, я тоже стал приверженцем этой науки, хотя до того только и занимался тем, что строил разные объекты, в том числе и в тропических странах, и возмущался, когда через год после завершения построенные из прекрасного соснового пиломатериала жилые домики для советских специалистов в Эфиопии были с большим аппетитом съедены великолепными африканскими термитами, а покрашенные стойкой краской фасады госпиталя в Ханое (СРВ) через три месяца почему-то покрывались несмываемой черной плесенью. Кстати, оба этих, казалось бы, безобидных вопроса были включены академиком в тематику Тропического научно-исследовательского центра в СРВ, которым он бессменно руководил более десяти лет с момента его создания, инициатором которого в значительной степени он же и являлся. Я занимался под его руководством разработкой тематик исследований Тропцентра, важнейшую часть которых уже тогда, почти пятнадцать лет назад, составляли вопросы заражения среды обитания химическими боевыми веществами, примененными американцами во время войны во Вьетнаме для дефолиации лесных массивов – укрытия для патриотических сил вьетнамской народной армии. Отдаленные временем последствия этой акции и, в частности, присутствие диоксиносо-держащих веществ до настоящего времени отражаются (естественно, не в положительном смысле) на состоянии природы зараженных районов и на здоровьи людей, проживающих в этих районах. Я тогда еще уловил его своеобразную ироничную оценку приоритетного рейтинга наук: когда-то во времена Ньютона механика была на подъеме и создавала своими открытиями огромные возможности для борьбы с силами природы, затем появились физики и атомщики, и силы борьбы с природой у человека возросли до опасного уровня. Подключившиеся к этому процессу химики довели природу до состояния беспомощного ягненка, над которым вплотную склонили свои клыкастые пасти механико-физические и химические монстры, не решившие еще, кто из них первый, а может быть, и все вместе, проглотит невинное, естественно сбалансированное создание, называемое планетой Земля, вместе с ее населяющими уж очень умными, а вернее неразумными, существами о двух ногах и при одной голове на тонкой шее. И теперь осталась надежда для этого ягненка только на биологическую науку, и она, и только она сможет исправить развороченное чело нашей невинной планеты и вернуть ее к тому божественному равновесию, которое предусмотрел Всевышний, создавая всякой твари по паре, и вместо Всевышнего (он, по-видимому, в настоящее время занят созданием еще чего-то более сложного) это сделать должна биология, причем самая общая.
В понятие «общая биология» B.E. вкладывал, по-моему, весь смысл существования каждого индивидуума и нашего общества в целом. На примерах жизни других видов, кроме человека разумного, при этом последнее определение все меньше относится к этому самому человеку, когда он начинает проявлять одно из самых важных в природе и биологии качеств, называемое борьбой за существование, B.E. слегка иронически, всего-навсего легкими и неожиданными штришками показывал причину поведения живого организма в том или другом случае интеракции с окружающей средой (да простят меня ученые за околонаучное использование научных терминов).
Как-то мне пришлось оказаться с B.E. в экспедиции в Эфиопии. Мы в это время забрались довольно далеко от цивилизации и довольно высоко над уровнем моря, то ли в районе Бале, то ли на горе Интото, и, конечно же, наш экспедиционный УАЗик перегрелся и пришлось двум академикам (в экспедиции с B.E. был еще и В. Н. Большаков) возглавить неторопливое восхождение ближе к неизведанной биологически вершине горы. Темп движения мне показался уж очень неторопливым, но зато он позволял спокойно вести научную беседу двум ученым, а мне удалось послушать. Обсуждали они книгу канадского ученого о волках, у B.E. есть и свои публикации о волках, об их поведении в стае, о принципах доминантности, выявляющих вожаков и руководителей стаи, и борьбе молодых самцов за право командования. Интересно. Все не так уж просто, но очень разумно устроено в обществе товарищей волков, и я неосторожно предложил B.E. попробовать применить некоторые из этих принципов к нашему устройству сосуществования в пределах одного вида, правда, на огромной территории и с очень густым лесом заводов, институтов, управлений, колхозов и т. п. и т. д. Он нашел очень простой ответ – очень опасно исходить из принципа доминантности, так как можно самому оказаться за пределами этих определений.
А вообще-то, если говорить о роли биологической науки и, в частности, науки о поведении высших позвоночных, то мне кажется, что каждый стремящийся к власти, большой или маленькой, но связанной с решением проблем взаимоотношения людей в коллективе, если этот коллектив больше двух человек, должен был бы сдать экзамен по общей биологии у B.E. на предмет знания и понимания естественных законов поведения общественных и одиночных видов животных, особенно высших категорий позвоночных, чтобы правильно использовать эти законы в каждодневной работе с людьми. При этом надо бы еще и помнить, что это законы естественные, т. е. они действуют вне воли и сознания тех, кто их игнорирует.
Сам B.E., наверное, очень хорошо руководствовался многими положениями естественных законов в своих отношениях с подчиненными и высшими руководителями. Без сомнения, он по своему характеру был доминантом, но проявлял это качество настолько аккуратно и вежливо, что подчинялись ему совершенно добровольно, при этом еще и чувствовали некоторую гордость, что могли выполнить его просьбу, на самом деле являющуюся скрытой формой указания, а иногда и прямого приказа.
Умение бесконфликтно решать конфликтные ситуации – вот чему можно и нужно было поучиться у BE. Я не знаю и не догадываюсь о биологических основах этого его принципа, но, безусловно, в нем заложено очень многое от уважительного восприятия любого конфликтующего лица, попытки всегда понять глубинные причины любого конфликта и войти в положение противоборца.
А уж простенькие попытки конфликтовать B.E. просто превращал в положительные и уважительные взаимоотношения. Как-то в период безденежья, впрочем, этот период для института и для Тропического отделения длился все последние лет десять, присутствовал на заседании Президиума РАН какой-то лихой борзописец, корреспондент академической газеты «Поиск». А на заседании делили и утверждали секвестрированные, как всегда, сметы институтам и организациям РАН, и, естественно, все были недовольны и искали соседа, у которого можно было бы отобрать и себе присоединить. Иногда при этом используется и принятый в народе способ, т. е. метод наговора – сказать, а там пусть разбираются, то ли он украл, то ли у него украли. Этот самый борзописец, услышав, что на Президиуме принято решение выделить Тропцентру некоторое количество рублей для поддержания наших ученых, работающих там по программам в интересах российской стороны, написал в первой колонке газеты, что незачем давать средства ученым в Тропцентре, которые изучают повадки обезьян, живущих на баобабах. Ответ института за подписью B.E. был подготовлен немедленно. В ответе со всей пролетарской ненавистью и ехидством был отмечен высокий образовательный уровень борзописца, которому было рекомендовано почитать детские стихи про доктора медицинских и географических наук тов. Айболита, который точно знал, что баобабы растут только в Африке, а Тропцентр вырос и десять лет работает во Вьетнаме и что обезьяны, которыми в Тропцентре не занимаются вообще, всегда и во все времена в науке были подопытными моделями их высших производных, и что, прежде чем брать стило и марать бумагу, можно было бы и поинтересоваться у людей сведущих, что такое Тропцентр и чем там занимаются российские биологи, технологи, медики и т. п.
Естественно, ответ был передан B.E. на подпись, чтобы крупным калибром врезать по тем, кто с перьями. B.E. подержал проект ответа в своем видавшем виды портфеле дня три-четыре. И вынес вердикт: письмо переделать полностью, из негативно пренебрежительного сделать уважительно разъяснительным и использовать газету для популяризации научной деятельности Тропцентра и ее важности для науки сегодняшнего дня. Конфликт умер не родившись. Редакция высказала благодарность институту за информацию и обещала прислать своего корреспондента для подготовки статьи о научно-исследовательских работах института в тропическом поясе земли… По-моему, процесс присылки несколько затянулся.