Академия егерей
Шрифт:
Конец первого дня застал меня на кровати в гостевом домике. Здесь было тихо. Я перебирал в памяти события прошлых дней. Надеялся, что поджог дома прошел как нужно, как мы с Хадльдис планировали. Какие-нибудь слухи завтра пойдут по рынку, все-таки квартал, где стоял дом алхимика, не так и далеко. А пожар — это страшная напасть, которой очень боятся жители Столицы — слишком много домов и людей.
Утром следующего дня Корин пришел снять мерки с моих рук и тела, чтобы длина меча была правильной. Он застал меня за рукоделием. Во дворе я нашел простой, но приятный на вид камень и обрывки кожи. Получившаяся подвеска была кривой и уж точно не подходила для того, чтобы ее мог подарить кому-либо взрослый мужчина. Но это был символ. Я надеялся, что мать поймет, от кого пришло письмо. Я хотел с ней встретиться перед отъездом.
Понятное дело, что такая встреча сулила мне опасность. Мало ли, кто за ней мог следить. Мало ли, кто и как меня искал. В письме я указал место, достаточно безопасное, чтобы я мог осмотреть округу и решить присоединяться к маме или все-таки повременить. Я не сомневался в том, что она сама лично не виновата в том, что в итоге произошло со мной. Возможно, что-то слышала от придворных или ощущала смену настроений в окружении отца и моего брата, поэтому и принесла мне драгоценные камни, поэтому и просила меня уехать. Верить в то, что она замешана, я не стал.
Как бы велика ни была моя вера, но письмо осталось неподписанным. Оставить даже инициалы мне показалось опасным. Только место, время и неуклюже сделанная, кривая подвеска. А послание Корин передал курьером. В том, что оно дойдет до получателя, я не сомневался. Все-таки я был принцем, даже десять лет, которые меня не было, ничего не поменяли в привычках и мелочах, которые происходили в Гнезде. Но все равно я волновался и места себе не находил.
— Эгиль, ты мне нужен, — мой друг постарался сделать так, чтобы все лишние мысли вылетели из моей головы. Да и действительно моя помощь была как нельзя кстати. Кузница не могла отложить другие заказы на потом из-за моего меча. Так что Корину пришлось освободить помощников, оставили их заниматься изготовлением простых вещей — подков, гвоздей, ножей, утвари и другой мелочи. Его отец с внуками сидел в лавке. А сам он в паре со мной начал работу над мечом.
Хотя «в паре» это громко было сказано. Все, что мне доверили, это носить воду, следить за пламенем и выполнять простые команды — подай и принеси. Но я не жаловался. Корин вряд ли стал бы меня учить, как применять магию, так и я молча наблюдал за созданием оружия. Вечером не осталось сил на разговоры, только доесть ужин и ополоснуться от черных разводов горючего камня.
Сон сморил меня почти мгновенно, стоило закрыть глаза. Хотя я всерьез волновался, что из-за письма не смогу успокоиться и все-таки подпалю постель или даже гостевой домик. Но нет, мне ничего не снилось, и проснулся я в отличном настроении на целых простынях: то ли усталость в этом виновата, то ли я всей своей сущностью ощущал безопасность.
Я вначале обрадовался этому — может, шрамы больше не будут гореть? Но несколькими минутами позже поймал себя на мысли, что затишье может быть кратковременным.
Такого вида явления не пропадали просто так, так же как и не возникали из ничего. Виноваты шрамы или тот, кто их нанес. Как бы ни было противно или неприятно, но мне нужен был алхимик или тот, кто учился на него, либо школа с алхимическими курсами, чтобы разобраться в записях сумасшедшего. Они ждали своего часа на дне моих сумок.
Я покосился на свое отражение, мелькающее в узком зеркале над умывальником, и недовольно вздохнул. Может, конечно, в этом было виновато освещение или крошечная комната, но шрамы были темнее, чем раньше, толще, заметнее. Как бы я не хотел, чтобы это было моим воображением, но и на ощупь шрамы отличались. Выдумываю или?..
Неприятное чувство поселилось внутри меня. Алхимик что-то сделал? Повлиял? Или же это пламя, вырвавшееся из меня, виновато? Если так пойдет дальше, если они станут еще заметнее, то мне будет не скрыться нигде в Рики Винданна. Такое лицо придется маской прикрывать, иначе меня запомнит каждый прохожий в каждом городке.
— Послание! Вам послание, — оборвал мое самолюбование громкий стук в дверь. На пороге оказался тот самый паренек — старший сын Корина. В его руках был узкий коричневый конверт. Я едва смог пробормотать мальчику «спасибо», меня сейчас только одно интересовало: что же там внутри.
На ладонь мне выпала карточка. Больше в конверте ничего не было. На обороте карточки тоже. Но бумага была пропитала сладковатым и мягким запахом. Я узнал его сразу — любимый мамин аромат, он всегда был с ней — в ее комнате, на платьях и кружевных платочках, оставался на моей подушке, если она укладывала меня спать или просто приходила погладить по голове.
А карточка… Ну конечно! Пара влюбленных в беседке. Картинка, которая мелькала в каждом гадательном наборе. Она обозначала свидание или согласие на свидание, в зависимости кто и кому ее отправлял. В Бардарине я почти забыл об этих замысловатых обычаях Гнезда: все-таки непросто договориться о встрече паре, когда вокруг столько глаз. Поэтому у карт гадательного набора были свои значения.
— Она ответила, — я сразу же поспешил к Корину и застал его в кухне. Нужно было пожелать доброго утра, но я смог только кивнуть Сигдоуре, его жене, и тут же повернулся к другу. Когда я собирался с мыслями, когда готовил этот план, во мне было больше решимости. Но вот уже завтра утром мне стоит быть в беседке возле Птичьего парка, а я ощущал себя растерянным. Что говорить? О чем просить? Как объяснить то, что со мной произошло?
Мое отсутствующее состояние было настолько заметным, что Сигдоура подтолкнула меня к столу, на котором был завтрак, а Корин заварил сорж, хотя я вовсе об этом не просил. Первую сладкую лепешку я проглотил, даже не соображая, что делаю. Потом, конечно, распробовал и, расхваливая, взялся за добавку. Забавно, но такое отношение друга и его супруги действительно меня отвлекло.
Но в назначенное время моя мать не пришла. Я ждал чуть в стороне, сидел под деревом у беседки — две полукруглые лавочки со столиком, три арочный входа и десяток столбиков, увитых какой-то зеленью. Я не хотел сразу подходить, вдруг была бы слежка. но время шло, а мамы все не было.
Потом беседку заняла какая-то молоденькая девушка. По всей видимости, она тоже с кем-то должна была встретиться, потому что шла очень целеустремленно и быстрым шагом, почти что бежала. Может, даже опаздывала. Я разглядывал ее, как и остальной парк, только чтобы отвлечься от печальной мысли: я не смогу увидеться с матерью перед путешествием. Одно меня примирило с ситуацией — по крайней мере, я дал ей знать, что жив.
Но зачем она дала понять, что придет? Или это я неправильно прочитал послание на карточке?